История зарубежной литературы XIX века. Романтизм: учебное пособие. Жанна Вальтеровна Курдина
мелодию, вы вновь пережили те же мысли и чувства, какие родились у вас в душе, когда вы впервые услышали эту мелодию? Разве в эти возвышенные мгновения вы не рисовали мысленно, не отдавая себе в том отчета, лицо певицы, еще более прекрасное, чем в действительности? Крылья воображения подхватывали вас и возносили так высоко, что образ, рисовавшийся вам, еще только угадывался где-то в будущем. Едва ли, я думаю, вы согласитесь со мной, все сказанное может относиться к человеку со сложным мышлением, тому, кто умеет обуздывать свое богатое воображение, кто живет как чувством, так и разумом и верит в то, что «годы принесут и зрелость мысли»[36]…
Д. и Т. Китсам
Хэмстед, 22 декабря 1817 г.
…Достоинство любого искусства составляет экспрессия, способная испарить все ненужное, скрывавшее красоту и истину…
…У настоящего Поэта чувство Красоты затмевает все прочие помыслы, вернее сказать, отметает их…
Д.Г. Рейнольдсу
Хэмстед, 3 февраля 1818 г.
…Нам претит поэзия, которая нам что-нибудь навязывает, а стоит нам запротестовать, и она не пожелает знаться с нами. Поэзия должна быть высокой и ненавязчивой, такой, чтобы, проникая в душу, потрясала или изумляла ее не своими приемами, а внутренней сутью. Как прекрасны притаившиеся цветы! Как поблекла бы их красота, столпись они на оживленной дороге с криками: «Восхищайтесь мною, я фиалка! Боготворите меня, я первоцвет!» Д. Тейлору
Хэмстед, 27 февраля 1818 г.
…Я руководствуюсь в поэзии несколькими принципами…
Первое. Поэзия, думается мне, должна удивлять не своей необычайностью, но чудесными крайностями[37]. Пусть у читателя захватит дух, словно в ней открылись ему его собственные благородные помыслы, пусть она прозвучит для него отголоском былого.
Второе. Приобщая к прекрасному, поэзия не должна останавливаться на полпути, захватывая дух у читателя, но оставляя его неудовлетворенным. Пусть образы рождаются, достигают зенита и уходят за горизонт так же естественно, как солнце, озарив читателя, перед тем как сокрыться в торжественном великолепии и опустить над ним благословенные сумерки. Конечно, легче вообразить, какой должна быть поэзия, чем воплотить это на бумаге. Отсюда следует еще одна истина. Если поэзия не явилась на свет сама собой, все равно что листья на дереве, ей лучше бы не являться вовсе…
В. Гюго
ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ К ДРАМЕ «КРОМВЕЛЬ»[38]
…В мировоззрении новых народов гротеск, напротив, играет огромную роль. Он встречается повсюду; с одной стороны, он создает уродливое и ужасное, с другой – комическое и шутовское. Вокруг религии он порождает тысячу своеобразных суеверий, вокруг поэзии – тысячу живописных образов. Это он разбрасывает полными пригоршнями – в воздухе, в воде, на земле, в огне – мириады промежуточных существ, которые так живучи в средневековых народных преданиях; это он во мраке ночи кружит страшный хоровод шабаша, это он дает сатане вместе с крыльями нетопыря козлиные рога и копыта, и это он ввергает в христианский
Вордсворт У. Ода Бессмертию. В своих воспоминаниях Бейли отмечает, что Ките очень любил это стихотворение и часто цитировал его. – Там же. С. 350.
Чудесные крайности (a fine excess) – важнейший, с точки зрения Китса, принцип всякого искусства. – Там же. С. 357.
Там же. С. 447–459.