.

      Задумавший прелестный гобелен

      знал, что за свадьбой следуют крестины,

      и он, как карты, разложил картины:

      смерть в предпоследней, и в последней – плен.

      Такие платья в чаще уберечь?

      Но что ему – он развернул охоту,

      как ставшую забавою заботу,

      павлиньи перья, локоны до плеч.

      Как смел любой, как каждый смеет сметь!

      Как лёгок хмель, как далеко похмелье. —

      И в воздухе – игристое веселье,

      во вздохе жизнь замешана и смерть.

      The weaver of this enchanted tapestry

      knew manner of things: weddings engender christenings,

      and he laid out scenes as cards —

      with Death card one before Captivity.

      Will this fair garb be spared in the thicket?

      Unconcerned, he unfolded the hunt ─

      once dire need long turned into amusement ─

      peacock’s plumes and tresses to the shoulders.

      Bold every hunter, each one dares to dare,

      intoxication – light, remote the remorse…

      In the air, a sparkling merriment,

      and every breath stirs in both life and death.