Мандарин на снегу. Ольга Теплинская
под председательством которого будет проходить следующий год. Надо хрюкать, кукарекать, рычать и мычать, и все у вас будет в шоколаде. А если год прошел, а чуда не случилось – значит, вы не так хрюкали.
И невозможно было лечь спать в Новогоднюю ночь, чтобы она быстрее закончилась. Вокруг всегда было столько шума. Рядом со мной, надо мной, во дворе и в небе. Всюду смеялись, пели, кричали, стреляли и хлопали. И никто не задумывался, что волшебных перемен на утро не происходит. Остаются только недоеденные салаты, пара одиноких маринованных грибков в хрустальной вазочке, кусочки засохшего сыра, ворох разноцветного серпантина в квартире и стойкий запах серы на улице от громких фейерверков.
Через пару дней на помойке начинают вырастать хрупкие елочки с клоками серебристого дождика, и народ принимается мечтать о лете. Скорее бы оно наступило, чтобы уехать к морю, солнцу и пальмам.
На меня радостно надвигалась большая толстая тетка с огромной елкой, перевязанной веревками. Шапка ее съехала на бок, большая сумка оттягивала плечо и била по боку. Тетка тяжело дышала, выпуская изо рта клубы белого пара, и волокла свое колючее сокровище.
«Вот почему она сама тащит эту елку? Наверняка у нее есть муж и несколько штук таких же упитанных детей? Почему ей никто не помогает? А дома она наденет цветастый фартук и начнет строгать большое количество салатов». Мысли унесли меня далеко с морозной улицы.
* * *
Я всегда мечтала о счастливой семейной жизни. Мне казалось, что по другому и не должно быть. Обязательно встречаются мужчина и женщина, обязательно влюбляются друг в друга, а дальше белая свадьба, крики: «Горько!». А потом поездка к морю, рождение ребенка…
В моей жизни все проходило не совсем так, как в мечтах. Семья моя по – прежнему состояла из меня и бабушки. Родители колесили по бескрайнему Советскому Союзу. Мама почти не приезжала, они решили родить себе более здорового ребенка и жить нормальной семейной жизнью. И вскоре нас завалили фотографиями толстого сердитого малыша и счастливой, улыбающейся мамы.
Бабушка долго всматривалась в изображения, вздыхала и ставила карточки за стеклянные дверцы серванта, где стояла посуда. Я, проходя мимо, легким щелчком отправляла их в нокаут, чтобы не видеть этой семейной идиллии, где для меня уже места не было.
– Ба, ты мне только пообещай одну вещь! – Как – то попросила я.
– Какую? – Уточнила бабушка.
Она никогда не давала обещаний, если не знала, что от нее просят.
– Мы не будем брать к себе брата, если и ему не будет подходить климат. – Уточнила я, не глядя на бабушку.
– Мама пишет, что скоро и тебя к себе заберут. Ты уже окрепла, а отца переводят в большой город.
– А тебя они заберут? Тебя в большой город?
– Куда ж я из Ленинграда?!
– Тогда и я вместе с тобой, – вздохнула я, радуясь, что принимаю правильное решение. – Пусть они там со своим Ванькой нянькаются!
– Да ты никак к братишке ревнуешь? Это плохо, Татьяна! Он теперь твой кровный