Шефы тоже плачут. Полина Рей
случается ужас, который я запоминаю на всю свою жизнь. Он роняет тарелку с недоеденным пирогом на пол, делает жадный глубокий вдох и хватается за горло.
А я стою, как вкопанная и смотрю на Орловского, чувствуя, как моё тело парализует ужас. Всё это время Андрей не сводит взгляда с моего лица. И пытается схватить хоть глоток кислорода ртом.
Но там всё не настолько остро! Не настолько, чтобы от одного кусочка он едва не задохнулся.
− Господи, скорую! − кричит кто-то рядом со мной. − Скорую, срочно!
Орловский оседает на диван, продолжает свои попытки сделать вдох. Меня отталкивают в сторону, суетятся вокруг Андрея.
− Что ты положила в пирог? − кричит мне в ухо цапля. А может, это вовсе не она. Всё равно… Главное ответить, ведь это сможет хоть немного помочь Орловскому?
− Халапеньо.
− Какая же ты дура!
И в этот момент я с ней полностью согласна.
Я не знаю, как, но меня допускают посидеть в больничном коридоре. На самом крайнем стуле, где-то в сторонке от остальных, отправившихся вместе с Орловским сюда, в эти мрачные казённые стены. И я сижу, глядя на носки своих кед, почти не поднимая головы.
Мне ужасно стыдно. Так стыдно, как не было даже тогда, когда я творила свои шалости. Например, выкрашивала лаком для ногтей шевелюру Андрея. Тогда мне было десять, сейчас в два с лишним раза больше, и шутки у меня теперь такие, что едва не довели Орловского до смерти.
− Ты как? − интересуется тётя Таня, подсаживаясь ко мне.
− Хочется сдохнуть. Особенно от вашего вопроса.
− Глупости. Ты же не знала, что у Андрея аллергия именно на этот вид перца.
− Не знала. Правда, не знала. Но если бы не дурацкое желание над ним подшутить…
− Ну, ваши отношения всегда были такими… чему тут удивляться?
И ведь не поспоришь. Даже отрицать, что у меня и Андрея в принципе были отношения − глупо. Какие-то больные и болезненные, но ведь были. С той самой секунды, когда я зарядила ему игрушкой в лоб.
− Как он? − Я всё же отрываюсь от созерцания своей обуви и перевожу взгляд на тётю Таню, по пути цепляя глазами цаплю. Она смотрит на меня презрительно, и я её понимаю. Будь я на месте Милены, последний человек, которого я бы хотела здесь видеть − тот, который едва не отправил в морг её парня.
− Нормально. Приступ сняли, но теперь − никакого халапеньо!
Тётя Таня устало улыбается, я тоже предпринимаю попытку ответить ей взаимностью. Но получается как-то хреново.
− Он просил тебя зайти к нему.
− Кто?
− Как − кто? Андрей.
− Зачем?
− Я не знаю.
− Зато знаю я. Попробует прибить меня штативом для капельницы и будет прав.
− Глупая. Он не сердится.
− Почему?
− Я же сказала, что он тебя любит.
Очень хочется запротестовать. Но сейчас, когда меня гложет непереносимое чувство вины, я даже не пытаюсь этого сделать.
− Значит, мне можно к нему зайти?
− Нужно!
Орловский