Лжевремя. Изяслав Винтерман

      Жизнь обрастает сентябрем.

      Опущен, как в театре, занавес.

      Он пылен, из него бьет гром,

      он поднимается – всё заново.

      Так действом заправляет Зевс!

      И протекает жизнь культурная.

      И слезы натуральны здесь,

      а кровью – ленточка пурпурная.

      Пусть нету связей смысловых

      у времени для каждой мелочи,

      но бьются тысячи живых

      в сетях дождя, плыть не умеючи,

      сказать по делу, попросить,

      поклясться жизнью! Третий занавес.

      Московский дождик моросит:

      что, мол, никто не держит зла на вас…

      Кукурузные хлопья – хрустит листва.

      Дождь настроился и не ждет.

      В темноте задыхается, мнет слова

      и сильнее по мне идет.

      Человек застывает, летит листва.

      Сны в копье, пробужденья щит.

      И желанье его умереть сперва

      уживается с просьбой: жить!

      И на фоне неба, дурного сна,

      листьев, съеденных ртутной тлёй —

      он грустит острей, насмотревшись на

      всех, не помня, какой он злой.

      Петербургские аллеи тяжелы.

      В бой – на желтое – бросается Нева,

      на рассвет, мы только ожили,

      чтобы чувствовать слова;

      На слова – они щемящи и кислы,

      будто кофе загустел во рту.

      Стену, что напротив, перекрасили,

      но глаза не видят, помнят ту.

      Удивляешься: как слепы и глухи́

      те, кому бы слушать и смотреть.

      И водой с песком – от шелухи

      очищаем жизнь и даже смерть.

      Мне снились вопросы, но я не ответил.

      Присниться еще раз бы им.

      И были в движении листья и ветви,

      и небо казалось больным.

      Я дальше молчать приготовился тоже,

      к упрямому взгляду, как сталь.

      Еще раз присниться бы им, я бы ожил,

      и всех разговорчивей стал.

      Тоска придет и отнимет всех…

      Приходит! – Страхом к твоему зайчишке!

      И пыльный свет или пыльный мех

      гасит звуки перед затишьем.

      И всем, возможно, еще светло

      и радостно, только мне – по-другому.

      Как будто дождь, я стучу в стекло

      с той стороны кругового дома.

      В колодце воздуха, в злых стенáх,

      и звуки собраны в узел стоя.

      Напрасно требовать и стенать,

      молиться можно, но вряд ли стоит.

      Нужно листьев палых собрать мешок,

      а потом караулить пьяных.

      Это ветром качает кого?.. Смешок —

      это чей злит других упрямых?..

      И собака чья по косой: цок-цок,

      на подпитии, в рваной шкуре?..

      Будто в лужах