Феномен русской культуры Серебряного века. Ирина Анатольевна Биккулова
ставило служение бедным людям, униженным и оскорбленным, несчастным и обездоленным. Это был благородный подвиг русских деятелей культуры, которые навсегда «обязали» себя быть «гражданином». Во главу угла ставили учительство и пользу от искусства. Перефразируя Оскара Уайльда, можно считать, что в искусстве главным становилось «что», а не «как», содержание заслоняло форму.
Серебряный век провозгласил новое божество – культ красоты, культ самоценного и самодовлеющего искусства. Во множестве возникают авторские объединения, исповедующие новые подходы к решению вопросов культуры. Во всех сферах искусства – резкий разрыв с традицией и интенсивный процесс обновления художественного языка.
Гимназист, будущий теоретик символизма Валерий Брюсов (1873–1924) записывает в своем дневнике в 1893 году: «Что, если бы я вздумал на гомеровском языке писать трактат по спектральному анализу? У меня не хватило бы слов и выражений. То же, если я вздумаю на языке Пушкина выразить ощущения fin de siecle (конца века)! Нет, нужен символизм!» (20, с. 55). И он же пишет в 1903 году: «Наши дни – исключительные дни, одни из замечательнейших в истории… В глубинах наших душ начинает трепетать жизнью то, что века казалось косной, мертвой материей. Словно какие-то окна захлопнулись в нашем бытии и отворились какие-то неизвестные ставни. Мы, как стебли, невольно, несознательно обращаем наши лица туда, откуда льется свет. Провозвестники нового – везде: в искусстве, в науке, в морали. Даже в повседневной жизни означаются тайны, которых мы прежде не знали. События… сквозь грубую толщу их явно просвечивает сияние иного бытия» (21, с. 374).
Соратник первых русских футуристов Б. Лившиц (1886/1887-1938) писал о новых мотивах и формах в литературе и живописи: «Если рвать с прошлым, так уж совсем… Это было не только новое видение мира во всем его чувственном великолепии и потрясающем разнообразии, мимо которого я еще вчера проходил равнодушно, просто не замечая его: это была вместе с тем новая философия искусства, героическая эстетика, ниспровергавшая все установленные каноны и раскрывавшая передо мной дали, от которых захватывало дух». И продолжает свои дерзновенно-новые мысли в книге «Полутораглазый стрелец», без которой сегодня не обходится ни одна работа по истории русского авангарда: «Мир лежит, куда ни глянь, в предельной обнаженности, громоздится вокруг освежеванными горами, кровавыми глыбами дымящегося мяса: хватай, рви, вгрызайся, комкай, создавай его заново, – он весь, он весь твой!» (22, с. 28, 33, 35).
Культурный феномен Серебряного века, объединение единомышленников «Мир искусства» (1900–1924), появился на фундаменте неприятия «всякого затхлого, установившегося, омертвевшего» (23, с. 9). Константин Бальмонт от имени первых русских символистов возвещал:
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
А если день погас,
Я буду петь… Я буду петь о Солнце
В предсмертный час!
(24, с. 100).
Конечно, почва новаций Серебряного века была хорошо «удобрена» традициями русской классики