Зиэль. О`Санчес
чем вдвое выше горы бывают на свете, но здесь – во всей Империи нет великана огромнее! Я ее называю Безголовой, за то, что у нее нет вершины, а вместо нее всегда курится жидкий дымок, оседая на каменные плечи белыми хлопьями облаков и снега… Всегда – тоже понятие относительное: помню, как извергались из этой горы целые потоки раскаленной лавы и уничтожали все живое на много долгих шагов окрест… А ныне – одна пыль осталась от прежних бурь, и люди прозвали сию гору на свой лад: Шапка Бога, или попросту Шапка. Почему, кто из богов эту шапку потерял, люди так и не придумали, всяк вразброд предполагает, но прижилось название, даже в имперских земельных свитках «Шапкою» обозначена… Привилась – да не для всех: я ее звал и зову Безголовая, и буду звать, потому что я ее нарек этак еще задолго до возникновения самой империи. Каверзны камни, склоны и ущелья Безголовой, ох, непросто путнику пройти, не оскользнувшись в пропасть, либо не попасть под лавину, но это смотря какой путник. Мне лично не трудно, хотя… Бывают места, где сам идешь-бредешь и коня на плечах несешь, сберегая движимое имущество, которое тебе, вдобавок, соратник и друг … Но их мало, мест подобных, и все они мне знакомы. Расселась эта гора Безголовая на самом краю империи, на восточном ее рубеже, притворяется смирною и созерцает дальнее, чужое: как взберусь по ее спине на ледяные плечи, да спущусь по брюху на восточную сторону, так и кончатся имперские земли, а начнутся владения княжества Чи, вассального по отношению к соседнему царству Бо Ин. Вот там, на границе империи, встречу я Морево, восточный поток его, встречу и остановлю. А лучше – уничтожу. Сей подвиг меня развлечет. Надо же… Я даже волнуюсь как человек, думая о предстоящей битве… Сердце трепещет… – есть ли у меня сердце? Надо будет проверить, обычно оно присутствовало в человеческом теле моем… Далеко же я зашел в стремлении во всем походить на людей… Нет, но в самом-то деле – не боюсь же я? Я??? Не боюсь. И хочу есть и пить, да не по-походному, а за столом и горячее, с поварскою выдумкой, приготовленное и поданное чужими умелыми руками. Может быть даже под музыку и с беседою. А до этого намерен отчехвостить тех двоих молодцов, что поджидают меня на перепутье… Благо, трактир от этих мест неподалеку, уж дотащу, как-нибудь, все, унаследованное от этих забияк – и выжига трактирщик вновь утяжелит золотом мой кошелек, который, кстати сказать, даже сейчас более полон, нежели пуст… Трактирщика того я знаю, внешность и имя помню: Ухват – жмот невероятный, когда речь идет о скупке краденого или награбленного… Но все равно: прибыток – не убыток, два замаха – труд не велик, лошадей в длинный повод привяжу, гуськом… Лошади взнузданы и оседланы, скарб, как я вижу, приторочен… все удобно, будто нарочно для меня приготовлено. Взял я длинный ремень, или, все-таки, забыл, по своей обычной безалаберности?..
– Остановись, добрый человек!
– И вам счастливого дня, благородные судари!
Оба – дворяне, чего это им разбойничать вздумалось на большом тракте, вдали от стражников, имперских и дорожных?
– Ты,