Цветы зла. Шарль Бодлер
с последними – будущий переводчик «полных “Цветов зла”» (1940 г.) Вадим Шершеневич.
Учился будущий Эллис не у отца, а в 7-й московской гимназии, также изрядно престижной, по окончании которой в 1897-м поступил на юридический факультет Московского университета; изучал экономику, считал себя марксистом, получил в 1902 г. диплом 1-й степени (кстати, это означало и сдачу экзаменов по латыни, французскому и, очевидно, немецкому языкам).
Откуда такая перемена взглядов и вкусов Брюсова, да и заметил ли ее кто-нибудь? Разгадка, как обычно, обнаружилась на поверхности.
В 85-м томе «Литературного наследства» (М.: Наука, 1976) была опубликована статья К. М. Азадовского и Д. Д. Максимова «Брюсов и “Весы”: К истории издания», благодаря которой загадка очень скоро перестает быть таковой: «Заметную роль в “Весах” второго периода играл Эллис, однако он сблизился с журналом лишь в середине 1907 года» (курсив мой. – Е.В.).
Вот и разгадка: ни Шершеневич, ни Георгий Адамович в 1907 году в литературе роли еще не играли, да и после едва ли держали в руках книгу Эллиса 1908 года, иначе не читали бы мы сейчас такие откровения Адамовича: «…Есть, во-первых, перевод П.Я. – перевод грубоватый и бесстильный, но довольно верно передающий страстно-страдальческий тон бодлеровской поэзии. <…> Есть, затем, перевод Эллиса, насколько помнится, не полный, более изысканный, чем перевод П.Я., но зато и более вялый» (Последние новости. 1930, 27 февр.). Мечты Адамовича о полном переводе Гумилева, видимо, относились к области выдавания желаемого за действительное. Гумилев, похоже, планировал перевести «Цветы зла» общими силами «Цеха поэтов»: в разных архивах и книгах мы находим то четыре перевода Гумилева, то два – Георгия Иванова, то один – самого Адамовича и т. д. Но как было не блеснуть красным словцом: «В архивах “Всемирной литературы” должен храниться полный перевод стихов Бодлера – вероятно, лучший из всех. Не издан он только потому, что в какой-то правительственной комиссии было признано, что Бодлер не созвучен революции и выпуск книги несвоевременен» (Адамович, ук. соч.). Советская власть, если смотреть с другой стороны границы, виновна была не только в гибели миллионов, но и в неиздании Бодлера. «Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил», – как писал Достоевский.
А вот что писал Вадим Шершеневич (рукопись 1940 г.):
«…Мне кажется позорным, что мы до сих пор не имеем “Цветов зла” на русском языке полностью, если не считать перевода Эллиса, сделанного с подстрочника, так как переводчик почти не знал французского языка. <…> Как ни странно, ближе всего понял Бодлера Якубович-Мельшин, сумевший за изображением грязи и мерзости рассмотреть душу поэта, не любующуюся этой мерзостью, а пугающуюся ее, бегущую от нее и взывающую к Идеалу.
Однако слабая поэтическая техника Якубовича превратила стилистически Бодлера в некую “надсониаду”, в послесловии Якубович был вынужден признать, что он прибавлял в своем переводе чуть ли не 30–40 % строк к каждому стихотворению Бодлера, отказался от многочисленных