Похитители невест. Старый русский детектив (сборник). Роман Добрый
долго: вопросы об имени, о летах и уже в двадцатый или тридцатый раз – все о том же бале.
Часу в восьмом я, наконец, отпустил последнего свидетеля и собрал все протоколы, записанные мною и моими помощниками. Их было всего семьдесят два. Все они ровно ничего не разъясняли.
А между тем приехали ко мне прокурор, полицеймейстер и знаменитый своими полицейскими талантами частный пристав Кокорин.
III
Неудачные розыски
Мы развернули перед собою план дома и сада Русланова, наскоро составленный архитектором, на котором, однако, все до мельчайшей подробности было означено с точностью. Кокорин дополнил план, отметив на нем пограничные улицы, и передал мне список всех окрестных домов и жителей.
Полицейские чиновники еще ничего не успели разведать, и мы собрались лишь с целью условиться о наших дальнейших действиях. Мы передали друг другу все, что нам было известно.
Затем мы отметили на плане точками те места в разных комнатах, которые были заняты гостями, и оставили белыми те, в которых никого не было в момент катастрофы. Кокорин придавал большое значение оставшимся на снегу следам; он беспрестанно вертел в руках и рассматривал со всех сторон сделанный им со следов гипсовый слепок.
– Я считаю необходимым предъявить его экспертам, – сказал прокурор, – может быть, они будут в состоянии определить по ним сапожника, делавшего сапоги, и мы узнаем тогда, кому они были проданы.
– Я предвидел необходимость этой экспертизы и, не ожидая приказания, привез сюда двух опытных сапожников, главных мастеров нашего города, – заметил Кокорин.
– Введите их, – сказал я.
Я узнал в двух вошедших в мой кабинет лицах действительно двух лучших сапожников города и предложил им рассмотреть слепок. На первых порах они оба не могли прийти к какому-нибудь заключению и попросили позволения послать за своими подмастерьями. Я попросил их удалиться тогда в особую комнату.
– Относительно этого лоскута, – сказал я, – мне кажется, нет сомнения, что он принадлежал пиджаку или сюртуку человека достаточного, судя по шелковой подкладке и по качеству сукна. Но этот лоскут может иметь значение вещественного доказательства только в том случае, если будет доказано, что он оставлен преступником.
– Что он принадлежит убийце – в этом я не сомневаюсь, – вмешался Кокорин.
– Почему?
– Потому что лоскут этот не мокрый, а сухой. До вчерашнего вечера двое суток шел снег и была оттепель; лестница вся мокрая. Лоскут же этот найден на ней совершенно сухим – доказательство, что только часа три или четыре прошло с момента, как он оторвался от платья, до того, как был найден.
Мы согласились, что это предположение очень основательно, и не могли не отдать должной справедливости вниманию, с которым пристав относился к делу. Он продолжал высказывать свои соображения:
– Находка бриллианта доказывает, что убийца, торопясь слезть, неловким движением сбил лестницу и, падая, выронил из рук диадему, которая