Палата № 26. Больничная история. Олег Басилашвили
делу, а он: чмок! чмок!» Аплодисменты, смех.
Хасбулатов дает выступать только им, только тем, кто против реформ, против перехода России на новые экономические рельсы.
Чмок… Чмок…
И вдруг появляется Ельцин.
Аккуратно причесан, гладко выбрит. Садится на свое президентское место, кисти рук, крепко сжав, – на стол.
Ну, думаю, сейчас-то они утихомирятся, все-таки хоть он тебе и политический противник, а сострадание к горю должно же быть. У любого по отношению к кому угодно, даже к противнику. Какие-то общечеловеческие нормы совести ведь существуют?
Нет, оказывается! Если враг не сдается, его уничтожают! Поняв, почувствовав, что сегодня Ельцин слаб, угнетен, подавлен, словно свора голодных псов, радостно набрасываются они уже непосредственно на Ельцина. С издевками. С подковырками. Запомнился мне некто Челноков – тот особенно старался. Даже вызвал смех и аплодисменты в рядах своих сторонников.
Ельцин не реагирует. Только закусил губу…
Мне необходимо было выйти в секретариат съезда, узнать о судьбе одного моего запроса. Секретариат – непосредственно за президиумом. Вышел из зала, повернул налево и вошел в секретариат.
Столы. Сидят, пишут что-то. Слышу – объявляется перерыв. Из дверей, ведущих из комнаты секретариата в президиум, появляется Хасбулатов… Филатов… Еще кто-то… Ельцин.
Вышел. Постоял. Увидел меня. Подошел, пожал руку.
– Борис Николаевич, – говорю, – не обращайте внимания, не слушайте!
– Да, да…
Постоял молча.
И вдруг неожиданно, судорожно, неловко как-то обнял меня. И тут же отпустил. И отвернулся.
Слез не было, мне только показалось.
Ладно, хватит воспоминаний.
Пошел я в палату. А там врач Николай Арнольдович.
– Ну, как самочувствие?
– Нормально. (Думаю, вот-вот спросит о телевизоре.)
– Давайте-ка давление у вас померяю… Батюшки, что это? Что-то давление у вас высоковато…
Слушает сердце.
– …да и сердечко что-то прыгает… Тахикардия… Аритмия… Я сейчас.
Уходит… Потом прибегает с лекарством.
– Вот, примите… Сейчас вызову кардиологов – пусть разберутся, было ведь все нормально! Полежите. Я еще зайду. Да, телевизор-то у вас починили?
– Нет, только шипит.
– Ну и слава богу! Сейчас к вам приедут.
Глотаю таблетку. Ложусь. Давай о чем-нибудь другом вспомним. О веселом.
О Пари!.. (В смысле «О Париж!») Итак, о Париж! «Тра-ля-ля, тра-та-та, тра-ля-ля! Как я люблю в вечерний час кольцо Больших бульваров обойти хотя бы раз» – первое, что вспыхнуло в сознании моем, едва самолет, на котором труппа БДТ летела на гастроли во Францию, в Париж (а затем автобусом в Авиньон, в столицу театрального мира на этот месяц), стукнувшись о бетон взлетно-посадочной полосы и несколько раз нехорошо подпрыгнув, наконец покатился по парижской земле…
О Пари!!! Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля!
Вылетали мы из промозглого, холодного Ленинграда,