Школа богатырей. Алексей Кудесин
без слов. Лишь кивнул и стал ждать, опустив взгляд на собственные лапти.
Девочка нахмурилась, тонкие пальчики крутили кончики рыжих косичек.
– Понятно, – сказала она и кивнула. Взгляд ее сделался насмешливо – проницательным. Ох, как Любимка не любил этот взгляд. Но что поделаешь, Варька друг, а друзьям многое прощают.
– Говори, как выглядит.
Мечи-калачи! Любимка едва не бросился ее расцеловать. Вот истинный друг. Даже не спросила, зачем надо и когда вернет.
Сбиваясь и путаясь, рассказал, как выглядит обложка. С каждым словом ощущал себя все более скверно. Это где же видано, чтобы для пробуждения силы богатырской нужна книжка с чудищами на обложке. Но Варька ничего не сказала, может, подумала, что кому как не будущему богатырю знать нечисть в лицо.
– Значит, калика тебя все же заметил, – проговорила она и коснулась кончиками пальцев его побитого лица. – Не зря получал раны.
Ее рука была прохладна, прикосновения приятны, вот уж не ожидал от себя этих телячьих нежностей.
Не задав более ни единого вопроса, Варвара пообещала все сделать и тут же поспешила через Соборную площадь к уродливой глыбе библиотеки.
И вот он шагает к западной кремлевской стене с тяжеленной книгой под мышкой, а уши полыхают от стыда.
– Мечи-калачи! Варька такая доверчивая, а я ирод окаянный!
Несколько раз останавливался, с решительным выражением лица разворачивался и даже делал пару шагов назад. Каждый следующий короче предыдущего.
В ушах начинали звучать голоса: "…ни капли земной тяги. Ни единой даже крохотной капельки!"
В груди пробуждалась боль, такая едкая, что щипало глаза. Любимка, позабыв колебания, бежал к Троицким воротам.
Книга и правда оказалась необычной. Здоровенная, в окованной жестью обложке. С хитрой защелкой. Заглянуть внутрь не решился. Девочку помогла ему завернуть фолиант в прочную ткань, так и тащил, пущай Иваш разбирается.
Чем дальше отходил от библиотеки, тем сильнее книга оттягивала руку. А ведь он даже не добрался до кремлевской стены.
Паренек обогнул двор княжий, по правую руку оставил двор патриарший. К западной стене жались терема бояр и выслужившихся гридней. Белые камни в темноте казались серыми, отчего стена выглядела зловеще.
Троицкая башня возвышается над стеной мрачной глыбой. Любимка отчетливо различал ее на фоне ночного неба. Внутренние ворота распахнуты, над входом два масляных светильника.
Внутри башни прохладно и сумрачно. Светильник здесь один и очень тусклый. Дабы страже легче было разглядеть тех, кто стучался во внешние ворота. Ворота на ночь закрываются, но в них есть калитка, в которую при нужде можно пропустить даже всадника с конем.
Стражей двое. Один дремлет, опершись на копье, второй задумчиво бродит вдоль ворот.
– Кто идет! – крикнул он бодро, едва Любимка вступил в круг неровного света. Спящий подскочил, едва не выронил копье, заозирался вытаращенными от усердия глазами.
– А?! Что?! Где?!
– Прости! Совсем забыл…