Иван Грозный: Бич Божий. Дмитрий Володихин
грешником митрополит Даниил[34], а он прежде всего сосуд Св. Духа, учитель и владыка. И автору этих строк представляется низостью входить в подробности личной жизни своего же, русского архиерея. Кто такие были Шуйские, судившие его и лишившие митрополичьей кафедры? Говоря языком современного традиционализма, обнаглевшая кшатра. Им бы полы святительских одежд целовать, а они на духовного владыку Руси смеют поднимать руку![35] Для государя-мальчика это был прескверный урок на всю жизнь. Если какие-то Шуйские, властолюбивые интриганы у подножия престола[36], позволяют себе играть архиереями, как тряпичными куклами, правителю, выходит, и вспоминать не стоит о церемониях… Гибель митрополита Филиппа уходит корнями в день унижения владыки Даниила.
Князь Курбский писал о крови, которой «напился» Иван Васильевич еще в детстве. Да, если не со вкусом крови, то, во всяком случае, с ее запахом, юному государю пришлось познакомиться очень рано. Мать и думные люди понемногу приучали его к участию в государственных делах: мальчик присутствовал на приемах иностранных дипломатов, участвовал в церковных торжествах и церемониях. Однако до первой половины или даже середины 40-х гг. XVI столетия он вряд ли что-то значил в делах правления. Правили Елена Глинская, Шуйские и, в небольшой степени, партия Бельских, связанная с митрополитами и особой великого князя. Государю просто не хватало годочков для участия в серьезных играх державства. Впервые он выходит на арену как фигура, способная отстаивать собственный интерес, в 1543 г., когда мальчик спас от смерти Федора Воронцова. Тогда дети взрослели раньше, чем сейчас, а сиротство и обстановка нестабильности, борьбы между сторонниками разных «дворовых» группировок, вполне реальная возможность лишиться трона – все это очень способствовало быстрому возмужанию Ивана Васильевича. В конце 1543–1544 гг. он начинает переламывать ситуацию в свою пользу. Вряд ли одни только усилия венценосного подростка могли способствовать изменению позиции на шахматной доске политики. Но была к тому и значительно более серьезная предпосылка: «Шуйское царство», т. е. попытка монополизации власти одной аристократической партией, входило в противоречие с интересами других групп и семейств. Как ни парадоксально, сильный государь был не столь уж бесполезен для русской знати того времени: при ее многолюдстве и, может быть, даже избыточности, великий князь исполнял роль арбитра в спорах и следил за тем, чтобы в разделе административного пирога участвовали все значительные силы[37]. К середине 1540-х его поддерживали: новый митрополит, семейство Глинских, хотя и ослабленное прежними потерями, «врагами его врагов» стали многочисленные кланы противников Шуйских (Щенятевы, Хабаровы, Тучковы, Бельские, предположительно Морозовы, и особенно Воронцовы), а также все те, кому Шуйские вчистую отрезали дорогу к власти. Вся эта сила начинает действовать, превратив малолетнего великого князя в свое знамя. Зимой 1543/44 гг. «партия государя» наносит ответный удар.
Между прочим, наследник Св. Иосифа Волоцкого в его обители, блистательный книжник, богослов, неутомимый борец с ересями, человек, способствовавший появлению фундаментального исторического памятника – Никоновской летописи. Иными словами, личность неординарная.
Со святительскими одеждами также вышла отвратительная история: когда св. Макарий, митрополит Московский по просьбе Ивана IV выступал ходатаем за Ф.С. Воронцова (1543 г.), на нем «подрали» мантию…
При этом нельзя отрицать тот факт, что семейство Шуйских породило немало талантливых воевод и администраторов.
Разумеется, если эти силы не покушаются на главенствующее положение монарха.