я[block)o. Алексей Владимирович Баев
ционном вакууме, проснулся с больной головой. Кофе кончился. Цитрамон тоже. Да и чуток дрянного мутного коньяка, оставленного на утро в открытой бутылке, и, естественно, выдохшегося, не вызвал в душе никакого подъёма. Лишь рвотный позыв.
Хорошо, что с вечера ушёл в сон, не раздеваясь. Даже шкеры не снял. Предусмотрительно.
Аскаров принял сидячее положение и тут же провалился в глубокую диванную яму, продавленную прошлогодним приступом ноябрьской же депрессии. Чёрт! Нынче было еще хуже.
Холст, аккуратно растянутый на квадратном – тридцать на тридцать – подрамнике, тщательно прогрунтованный и готовый стать очередным кадавром, стоял в углу на грубой самодельной треноге, отдаленно напоминающей пропитый мольберт.
Деградант…
Да и хрен на вас. Считайте кем угодно.
Аскаров глянул на часы. Без десяти семь. До открытия магазина больше часа…
Авиационный гул старенького холодильника, впустую транжирящего электричество, успокаивал. Жёлтый, словно лихорадка, эмалированный чайник, побитый временем и ударами судьбы до черных бланшей, закипел на электроплитке минут через десять. Пара пакетиков самой дешёвой «принцессы», закинутых в треснутую чашку, дали цвет и крепость практически сразу.
До открытия сорок пять минут. Академический час. А-ка-де-ми-чес-кий… Тьфу, сука.
Голова по-прежнему трещала, но, удивительное дело – тремор прекратился. Смахнув ладонью хлебные крошки с фанерной разделочной доски, Аскаров выдавил на нее из всех тюбиков остатки темперы. Размял о подоконник замоченные с позавчерашнего дня кисти и, выбрав взглядом странным образом сохранившуюся до утра натуру будущего натюрморта, стеснительно возлежащую перед тусклым, обсиженным мухами зеркалом, кинул первый, размашистый мазок…
В восемь ноль две, если верить старенькой наручной «Ракете» в облупленном, когда-то позолоченном корпусе, дверь магазинчика широко открылась изнутри, очертив неестественным и чересчур ярким энергосберегающим светом знакомую полную фигуру.
– Доброе утро, Зина, – поздоровался Аскаров с продавщицей.
«Какое оно, к чёрту, доброе… Кто придумал утро, тому лом в глотку… Господи, помоги, а?»
– Привет, Женечка! – весело звякнула женщина своим неподражаемым и совершенно не меняющимся с годами дискантом. – Ты, гляжу, привычек не меняешь.
– Куда мне, Зин? – потупился Аскаров.
«Куда мне, Зин? Какие привычки? Молчала б ты. Просто дай малька, и отвали».
– Да хоть бы в супермаркет на Дзержинского, там на десятку дешевле, – ответила продавщица совершенно искренне и до того буквально, что Аскарову захотелось голову вжать в плечи.
Кого здесь стыдиться? Зину? Я вас умоляю!
«Чёртовы супермаркеты! На кассах бездушные твари сканерами пикают… Извините, мелочи нет. Пятьдесят копеек за мной… За тобой, зараза, за тобой… Хрен ты отдашь мой полтинничек. Глаза круглыми сделаешь и спросишь искренне: «Какие пятьдесят копеек?»… Нет, Зин, супермаркеты не для нас. Для долбаного среднего класса. А мы? Мы – не средний, не класс. Люди. Просто люди…»
– Мне в супермаркете кредита не дадут, – уже натурально сходя с ума и уставившись на крохотную выбоину в бетонном полу, произнес Аскаров.
Очень тихо произнес. Даже не вполголоса, много тише. Но продавщица услышала.
– Опять денег нет? – в голосе её почувствовалось искреннее сострадание. – Точно… Зима ж на носу.
– Зима, – кивнул Аскаров и перевел взгляд на стеллаж с бутылками.
«Да, зима… С её приходом денег никогда нет. Новый год, мля. Борода из ваты. Бухие снегурки в подъездах блюют, дедморозы обоссанные спят в сугробах… Праздник, твою мать. Весёлый семейный праздник».
– Так плохо?
«Так? Да ты, мать, даже не представляешь, как плохо».
– Угу.
– Маленькой хватит? – Зина уже тянулась под прилавок. – Слышь, Жень! Давай я тебе хоть батон дам, кефиру, колбасы ливерной? Всё равно списывать, срок годности кончился. Возьмёшь?
«Хватит с меня и топлива, дорогая моя… Маленькой хватит. А и не хватит, так скоро в переходе туристы появятся. Десяток штрихов на куске ватмана, и сделаем на большую… Зина, Зина, чувств моих корзина».
– Не, Зин, больше ничего не надо, – Аскаров взял с прилавка чекушку и тут же отвернул пробку. – Ты запиши в тетрадочку, ладно? Я отдам через недельку. У меня тут заказец хороший наклёвывается, аванс получу…
«Отдам, отдам, точно отдам! На этот раз отдам! А нет – разве беда? Ты ж меня всё равно простишь… Знаю я тебя… Зиночка моя дорогая… Зинулечка…»
Не наклёвывался у Аскарова никакой заказ – ни плохой, ни, тем более, «хороший». Зина это прекрасно знала. Как знала и то, что пиши в тетрадочку Женины кредиты, не пиши, всё равно не оплатит он их. Никогда. Однако всем своим истинным бабьим нутром чувствовала, что человек Аскаров, в общем-то, неплохой, а потому не отказывала. Впрочем, Аскаров часто и не просил. Так, два-три раза в год. В конце ноября. В остальные ж месяцы деньги