Страстная язычница. Картер Браун
роде?
Лже-Бойд болезненно поморщился, когда Кук злобно ткнул дулом пистолета ему под дых, и его улыбка растаяла.
– Не делайте так больше, – заявил самозванец спокойным голосом, – а то пожалеете.
– Один из вас липовый, – прошипел Кук, – и я собираюсь выяснить, кто именно, – пусть даже это будет болезненно. Прямо сейчас готов поспорить, что обманщик – вы.
– Как я уже заметил, – баритон снова улыбнулся, – ситуация складывается замечательная. Мы оба заявляем, что каждый из нас – Дэнни Бойд, и это значит, что кто-то из нас лжет. Но врешь и ты, шкет, утверждая…
Кук вновь продемонстрировал удивительную проворность – движение его руки показалось мне смазанным. Послышался глухой звук, когда ствол пистолета врезался возле виска баритона; тот сделал заплетающийся шаг в сторону, затем мешком повалился на пол.
Кук повернулся ко мне, непринужденно заправляя дулом пистолета прядь волос за правое ухо.
– Ненавижу слишком умных, – прошептал он конфиденциально. – Почему он так настаивал, что он – это вы? Как по-вашему, мистер Бойд?
– Не знаю, – искренне ответил я. – Наверное, у него была веская причина, и не менее серьезная, чем у вас притвориться Джонатаном Куком.
Ствол пистолета прекратил чесать за ухом, описал дугу в моем направлении и застыл прямо у меня перед глазами.
– Откуда подобное заключение? – спросил он тихо.
– Ваш голос отличается от того, который я слышал по телефону, – не стал скрывать я. – Да и колобок уже собирался заявить, что вы вовсе не Джонатан Кук, когда вы его вырубили.
– В этом нетрудно убедиться, – пробормотал мой собеседник. – Бумажник в верхнем ящике бюро, вон там, мистер Бойд. Удостоверьтесь сами. Там убедительные доказательства того, что я – Джонатан Кук.
Я поднялся с кресла и подошел к бюро. Оно располагалось у стены позади рухнувшего баритона, и мне пришлось осторожно переступить через него. Когда я открыл верхний ящик, он оказался пуст, но я не успел сделать из этого вывод. Никакого звука я не услышал, но мне-то следовало помнить, как проворен Кук, – я ощутил только внезапную страшную боль, когда он врезал дулом пистолета мне по макушке, и сноп ярких брызг в глазах был последним, что я запомнил.
Когда пульсирующая боль внутри моей головы стала настолько сильной, что заставила меня открыть глаза, я обнаружил, что валяюсь на комоде, как тюк с бельем из прачечной. Я уперся в крышку обеими руками и, поднимая голову со скоростью одного дюйма в минуту, потихоньку встал на ноги.
Шепчущий старина Кук, разумеется, смылся, но баритон все еще валялся без сознания на ковре. Возможно, мне следовало считать себя счастливым по сравнению с ним. Его, очевидно, хватили гораздо сильнее, чем меня.
Я опустился на колени, перевернул бедолагу на спину, расстегнул пиджак, достал короткоствольный «смит-и-вессон» из кобуры на ремне и высыпал пять патронов из барабана себе на ладонь. После этого у меня уже не было возражений против наличия пушки в его кобуре. В бумажнике у него оказалось около девяноста