Тайна мертвой царевны. Елена Арсеньева
ей небесное!
Павлик перехватил недоеденный сандвич левой рукой и перекрестился. Дунаев неуклюже – отвык! – последовал его примеру. И упало, упало сердце – значит, Верочка и в самом деле умерла, и надежды на то, что рассказ Павлика развеет этот кошмар, нет никакой.
– Потом она стала ему вещи для продажи давать, – продолжал Павлик.
– Я ее дурой называла, говорила, что сбежит ее продавец с деньгами вместе, а Сафронов оказался un homme d’honneur, – подала голос Людмила Феликсовна Подгорская, сидевшая в кресле в темном углу. Иногда оттуда высовывалась ее сухонькая ручка и утаскивала очередной сандвич, после чего некоторое время слышалось деликатное жевание, а потом ручка высовывалась снова.
Дунаев в другое время непременно расхохотался бы, услышав, как жуликоватого Сафронова кто-то называет человеком чести. Но сейчас ему было не до смеха. Он только вяло подумал, что уже не меньше года не слышал ни слова по-французски. Как-то не доводилось… Оказывается, остались еще люди, которые без французского обойтись не могут!
– Да, в самом деле, он оказался довольно честным, на наше общее счастье, – подхватил Павлик. – Мы, да и другие жильцы, ему тоже кое-что давали на продажу – конечно, не бесплатно, но он не грабительствовал, большую часть выручки владельцам отдавал. Живет он в бывшей дворницкой. Потапыч – возможно, ты помнишь нашего дворника? – умер, ну вот Сафронов в его каморку и вселился. Теперь, слава богу, и мусор унесен, и двор подметен, а то совсем заросли было в грязи. Еще он где-то служит – работает, как теперь говорят, – да в его дела мы не суемся, главное, что при надобности он всегда тут как тут, совершенно будто Сивка-Бурка, вещая каурка.
Павлик невесело усмехнулся.
– Понятно, – кивнул Дунаев. – Значит, Сафронов закричал. Что именно?
– Да я, собственно, просто вопль его расслышал, да такой испуганный, такой громкий, что выскочил.
– Я тоже выскочила, – прошелестела Людмила Феликсовна.
– Сафронова на площадке уже не было, он бежал вниз, вереща: «Держи, лови!» – это я отчетливо расслышал, – продолжал Павлик. – И я увидел, что дверь Верочкина нараспашку.
– Я решила, что ее ограбили, и тоже закричала, – добавила Людмила Феликсовна.
– Потом послышался женский визг внизу, потом снова Сафронов завопил, потом дверь хлопнула – и стало тихо, – сказал Павлик.
«Это когда она завизжала, я ее пропустил, потом сверху закричали «Держи-лови!» или что-то в этом роде, и я бросился в погоню, – сообразил Дунаев. – Ох… паршивый гончий пес! Куда помчался с пеной у рта?! А Верочка в эту минуту умирала… если бы я вернулся, я бы ей помог! Я бы спас ее!»
– А вы к Вере не заглянули в квартиру? – угрюмо спросил он.
– Ну как же?! – воскликнули хором мать и сын.
– Позвольте мне, маман, – настойчиво проговорил Павлик. – Разумеется, первым делом мы бросились туда. Какая страшная картина открылась нашим глазам…
– C’́etait un cauchemar…[17] –
Это был кошмар