Танкисты. Сергей Зверев
Он после первого выстрела уже приблизительно наметил себе цель – первый бронетранспортер. Значит, башню по курсу, высота примерно та же. Снова снаряд в казенник и лицом к панораме… кашель душит, но Соколов не отрывается от перископа. «Выстрел» – и снова гильза полетела на пол, и снова вентилятор с натугой стал пытаться вытянуть из башни пороховые газы. Попадание! – борт машины вздулся огненным бугром.
Бурун, не дожидаясь команды, рванул танк назад. «Я виноват, – подумал со злостью Соколов. – Механик, если команды не было, действует после выстрела по своему усмотрению, а я забыл, что должен был дать ему команду. Теперь влево… назад, к первой позиции. Только теперь нас будут ждать: склон невысок, всего метра три, и они поднимут стволы пушек и будут нас караулить. Но они пока не знают, сколько нас. И бить надо по головным, по головным, запирать их и не давать отбуксировать подбитую технику в сторону и подбивать новые».
Грохот стоял такой, что закладывало уши. Было непривычно не видеть всего поля боя, не чувствовать, что ты командуешь взводом. Сейчас каждый танк сражался так, как будто он был один на всем белом свете. Соколов уже машинально нажимал сапогами на плечи механика, Бурун мгновенно реагировал, разворачивая машину, двигаясь то вперед, то назад. Выстрел за выстрелом грохотали в башне, оглушали, отдавались звоном в голове, в маленьком объеме железного пространства было уже нечем дышать. От пороховых газов слезились глаза, но молодой лейтенант упорно наводил оружие и стрелял, стрелял. Он бил болванками в борта танков, бил по каткам гусениц, он расстреливал поднимавшуюся для атаки вдоль дороги пехоту осколочными снарядами. Он слышал треск пулемета своего танка и скрежет гусениц по камням на склоне.
Сколько уже идет бой? На дороге все горело, но там еще шевелились и двигались бронированные немецкие машины. Башни вражеских танков задирали пушки и били по склонам, где на высоте метров трех над дорогой то и дело появлялись советские быстроходные танки, расстреливающие колонну. И в голове Алексея все чаще начинала болезненно и панически пульсировать мысль: а что делать, если кончатся снаряды и патроны? Если они кончатся, а немцы будут все так же упорно пробиваться сквозь огонь по шоссе? Он отгонял эти мысли, выхватывая из укладки снаряд за снарядом, видя, как все меньше там остается бронебойных.
А потом неожиданно Соколов увидел, что танк на противоположном склоне замер.
– Назад, Луговой, назад, – закричал лейтенант что есть силы, даже не думая, что командир отделения его не слышит.
Левая гусеница разматывалась, сползая с траков, в башне дымилась пробоина как раз на уровне белой цифры номера машины. Еще одно попадание, от которого «бетушка» вздрогнула, как живая, – и из нее повалил дым. А дальше произошло страшное, страшное еще и тем, что в глазах Соколова все происходило как на кадрах замедленного кино. Подбитая машина взревела, выбрасывая чадящие клубы дыма, бешено завращались ведущие катки, танк стал разворачиваться на самом склоне, все больше поворачиваясь боком к обрыву. Вот в его борт уже на