Вся история Фролова, советского вампира. Александр Семёнович Слепаков
пришёл сказать.
– Да нет, – сказал подполковник, также пристально глядя ему в глаза, – это тебе спасибо. Ты мне солдата спас.
– Так это ты, что ли? – спросил директор. – Вот ты какой! Ты чего на людей кидаешься? Нинку Петрову правда ты убил?
– Я, – глухо сказал мужик.
– Ах ты с**а! – выругался директор совхоза.
– Я не с**а, – отозвался мужик, – я волк, я должен кровь пить, я зверюга. Только я больше людей не убиваю.
– Какой ты добрый! – прищурился директор.
– Я не хочу, чтоб на меня облаву устраивали, – сказал Фролов.
– Это правильно, облава тебе ни к чему! Так, может, тебя сразу пристрелить, если ты зверюга? На всякий случай? – Рука у подполковника ушла вниз к кобуре, висевшей на спинке стула. Фролов видел, конечно, но не отреагировал, как будто это его вообще не касалось.
– А вдруг меня нельзя пристрелить? Я ж вообще-то неживой, а вдруг ещё хуже будет? – отозвался он. – Придёт кто-то вместо меня…
– У меня пистолет на поясе, и он заряжен, не беспокойся, – предупредил подполковник.
– И вы не волнуйтесь, я танкиста не трону никогда, – заверил Фролов.
– Спасибо, что успокоил, – ответил подполковник довольно холодно.
Он смотрел на мужика прямо, просто, как-то пытливо, без тени страха.
– Нет, это хренотень какая-то, – сказал тут директор совхоза. – Ты и на Фролова вообще не похож. Тебе больше сорока не дашь. Фролов-то старше тебя лет на двадцать. Что ты нам голову дуришь?
– Я – Фролов, – подтвердил тот. – А почему у меня внешность такая, я не знаю. Это всё само получилось, меня ж не спрашивал никто.
– Да, может, ты жулик какой-то ненормальный? – предположил директор.
– Если я жулик – куда я днём деваюсь? Жулики и днём тоже живут.
– А кто тебя знает, куда ты деваешься! – сказал директор.
– Пётр Николаевич, можете не верить, мне так даже лучше, – заверил Фролов. – Вот вы были на войне, а товарищ подполковник не был. Но он танкист, а у меня с танкистом случай был. Нашу батарею разбомбили, немцы в атаку идут, восемь танков. У нас ничего, ни одной целой пушки. Пехота вперёд ушла – прикрыть нас некому. Ну, я с жизнью попрощался, смотрю в бинокль, жду, что будет. Тут на пригорок въезжает «тридцать четвёрка». И прямо с ходу по головному танку лупит из пушки. Положил снаряд прямо под башню, башню оторвало к е**ней матери. Тут ещё две «тридцать четвёрки» въехали и с ходу пошли на немцев – в лоб. Ещё два немецких танка загорелось – и один наш. Танкист из него выпрыгнул, вроде раненый. Нам особо некогда смотреть. Мы по пехоте огонь ведём. Я потом к ручью спустился, а тот танкист лежит весь обгоревший, видно, что умирает. А над ним какой-то капитан сидит, откуда взялся – непонятно. И вроде в шею его целует. Я глаза протираю, что такое? Капитан голову поднял, а у него всё лицо в крови, и рот в крови, и зубы в крови, а глаза как у пьяного. Тут снаряд прилетел, взрывом меня оглушило, я в себя пришёл, смотрю, капитану голову оторвало осколком, а танкист как лежал, так и лежит, только видно, что уже мёртвый. Я тогда успел