Нищий, вор. Ночной портье. Ирвин Шоу
из журнала «Тайм»… – Хаббел увидел, что лицо его собеседника застыло. – Я очень сожалею о случившемся…
– Да? – нетерпеливо и вопрошающе.
– Не хотелось бы обращаться к вам в такую минуту, но… – Хаббел почувствовал себя неловко из-за того, что приходилось разговаривать на расстоянии да еще пробиваясь сквозь невидимую стену явной неприязни со стороны юноши, а теперь к тому же и мужчины. – Но не позволите ли вы мне задать вам несколько вопросов относительно…
– Поговорите с начальником полиции. Это дело в его ведении.
– Я уже разговаривал с ним.
– Значит, вам известно столько же, сколько и мне, сэр, – сказал Рудольф и ушел. На лице юноши играла холодная улыбка.
Хаббел постоял еще с минуту, раздумывая, не ошибся ли он когда-то в выборе профессии, затем, пробормотав в пространство «извините», ибо не был способен на большее, повернулся и пошел к выходу из порта.
Когда он возвратился к себе в гостиницу, его жена, сидя на балконе, усердно загорала. Он ее очень любил, но не мог не заметить, как нелепо она выглядит в бикини.
– Где ты был весь день? – спросила она.
– Собирал материал для статьи.
– А я-то надеялась, что ты наконец отдохнешь, – вздохнула она.
– Я тоже, – сказал он, вынул портативную пишущую машинку и, сняв пиджак, принялся за работу.
Глава 2
Из записной книжки Билли Эббота
1968
Телеграмма от матери пришла на войсковое почтовое отделение. «Погиб дядя Том, – говорилось в телеграмме. – Постарайся приехать в Антиб на похороны. Мы с дядей Рудольфом остановились в отеле «Дю Кап». Целую. Мама».
Дядю Тома я видел один раз в жизни, когда еще мальчишкой прилетел из Калифорнии в Уитби на похороны бабушки. Похороны, оказывается, очень способствуют знакомству с родственниками. Жаль, что дядя Том погиб. В ту ночь, что нам довелось провести вместе в доме дяди Рудольфа, он мне понравился. На меня произвело большое впечатление, что у него был при себе пистолет. Он, думая, что я сплю, вынул пистолет из кармана и положил в ящик ночного столика, чем дал мне пищу для размышлений во время похорон на следующий день.
Если уж моему дяде суждено было погибнуть, то я предпочел бы, чтобы погиб Рудольф. Во-первых, мы с ним никогда не дружили, а как только я стал старше, он вежливо дал мне понять, что не одобряет ни моего поведения, ни моих взглядов на общество, которые, между прочим, с той поры не очень-то изменились. «Выкристаллизовались», – сказал бы мой дядюшка, если бы дал себе труд их изучить. Во-вторых, он богат и, вполне возможно, не забыл бы про меня в своем завещании, если и не по причине особой привязанности ко мне, то из братской любви к моей матери. Что же касается Томаса Джордаха, то, судя по всему, он не из тех, от кого после смерти остается состояние.
Я показал телеграмму полковнику, и он разрешил мне поехать на десять дней в Антиб. В Антиб я не поехал, но послал телеграмму, в которой выразил свое соболезнование и сообщил, что на похороны меня не отпускают.
–