Скелеты. Максим Кабир
микшеров и колонок.
– Войдите.
На пороге появился Андрей Ермаков.
– Ага, – сказал Хитров после длинной паузы.
– Ага, – подтвердил Ермаков.
– Ну и как я пойму, что это действительно ты, а не один из клонов?
– Испытай меня. Могу спеть пару песен «Церемонии».
– Нет, – мрачно сказал Хитров, – песни «Церемонии» слишком известны и входят в обучающие инструкции инопланетных захватчиков. Ты помнишь, как называлась ленинская забегаловка до того, как стала «Теремом»?
– Вареничная «Карина», – без запинки выдал Ермаков.
– Верно, – хмыкнул Хитров. – А какого цвета был игровой автомат в вареничной «Карина»?
– У него не было цвета. Он был выше этого дерьма.
– И снова в точку. Что ж, ответь мне, что случалось, если игрок проигрывал?
– Автомат говорил фразу из «Операции Ы»: «Учись, студент». А если выигрывал, говорил голосом Шарикова: «Еще парочку».
– Ты не клон.
Они прикусили улыбки и обменялись рукопожатиями. Сдержанно, с непробиваемо серьезными гримасами.
– Ты постарел, – сказал Ермаков.
– А ты подряхлел.
– Просто заматерел.
– Задедушкарел.
Со стороны их диалог показался бы встречей пациентов двух дружественных психиатрических клиник.
– Какого лешего ты сюда приперся? – спросил Хитров, когда иссяк запас колкостей.
– Ты завидуешь, что меня позвали в жюри, а тебя нет.
– Поэзия для кисейных барышень. Мой юный друг! – Хитров пародировал Мельченко-Камертона. – Гений! Первая полоса в «Рудничке» твоя!
Ермаков рассмеялся.
– Дружище! Твою мать, дружище, столько лет!
– Ну, кто-то мог бы притащить ко мне свою жопу гораздо раньше.
– Виновен по всем статьям. Но, Толька! Дом, работа…
– Работа? Это твоя передача про лепреконов – работа?
Ермаков окинул взглядом тесный, но вполне уютный кабинет звукорежиссера.
– Не похоже, чтобы ты вкалывал на шахте.
– Что есть, то есть. А серьезно, зачем ты согласился сидеть в жюри? Скукотища же смертная.
Ермаков вздохнул.
– Я, Толька, с девушкой разошелся.
«С Машей?» – едва не ляпнул Хитров. Одернул себя, не хватало еще, чтобы друг узнал, что он мониторил его страничку в социальных сетях. Заходит, так почему же не написал?
– Гадко все вышло, – продолжал Ермаков, – ну его. Надо было мне развеяться. Маму повидать… тебя. Ты же отцом стал! Фотка дочурки есть?
Хитров закрыл вкладку с потерявшейся Лилей Дереш. Заставкой на рабочем столе был фотопортрет улыбающейся беззубой Юлы.
– Ух, красотка! Твои глаза, Толька. И лоб твой. Точишь уже кол, чтобы женихов отваживать?
«Мне бы змей из ее спаленки выгнать», – подумал Хитров.
Они обсудили малышку и семейную жизнь.
– Оболванился, – Ермаков кивнул на подстриженные ежиком волосы приятеля. По шажку подходили они друг к другу, присматривались, обвыкались.
– А