Беззаботные годы. Элизабет Джейн Говард
больше не становится, и чем дольше живешь, тем больше забываешь. Как бы там ни было, вид у мамы усталый, синеватые круги под глазами, и все лицо зеленовато-бледное, а живот под платьем как воздушный шар. Было бы гораздо лучше, если бы дети появлялись из яиц, но, с другой стороны, люди не так устроены, чтобы их высиживать. Правда, можно обложить их горячими грелками…
– Полли! Я уже второй раз тебя спрашиваю: что это за грязная газета?
– А, там вещи из антикварной лавки рядом с зоомагазином.
– И что же у тебя там?
Полли развернула тарелку и показала. Потом принялась разворачивать подсвечники. Успеха они не имели, на это она и не рассчитывала.
– Не понимаю, зачем ты продолжаешь покупать эти странные вещи. Зачем они тебе?
Врать Полли не умела, поэтому не ответила.
– Дорогая, я ведь не против, но твоя комната уже завалена хламом. Зачем ты его собираешь?
– Эти вещи кажутся мне красивыми, и, когда я вырасту и у меня будет свой дом, они мне понадобятся. А Луиза купила сомика. Ну-ка, а ты что покупала в моем возрасте?
– Не нукай, Полли, это некрасиво.
– Извини.
– А покупала я мебель для кукольного домика. Того самого, с которым ты ни разу не играла.
– Я играла, мама, честное слово, – она пыталась полюбить его, но дом уже был обставлен, все в нем было сделано, и оставалось только менять местами мебель и посуду; даже у кукол были имена, и она совсем не чувствовала их своими.
– А я все эти годы берегла его для своей дочери.
Мама так печально посмотрела на Полли, что той стало совестно.
– А может, малыш полюбит его, когда родится.
– Кстати, вот об этом я и хотела с тобой поговорить.
Полчаса спустя Полли побрела со своим фарфором к себе в комнату. К себе! Ее выселяли из комнаты ради этого противного младенца. Вот о чем хотела поговорить с ней мама. Комната была самой большой и светлой на всем верхнем этаже, а теперь ее займут какая-то ужасная няня с младенцем, а ей придется ютиться в другой комнате, тесной, в глубине дома, где ни на что не хватит места. И видно оттуда не будет ни фонарщика, ни почтальона, ни молочника, ни ее подруг. Придется торчать в комнате, из окна которой не видно ничего, кроме колпаков на дымовых трубах. Саймону достался чердак, потому что он мальчик (господи, а это здесь при чем?). Перемены коснутся не только ее, но и Помпея, а от него не стоит ожидать понимания. «Это же нечестно», – бормотала она. Слова показались ей такими верными и ужасными, что из глаз брызнули слезы. Саймон почти все время проводит в закрытой школе, так зачем ему комната с наклонными потолками и такими славными маленькими окошками? Уж поселили бы тогда ее с Помпеем в шкафу для белья! Неудивительно, что мама попрекает ее фарфором. Все потому, что в этой комнате, которую всегда называли «лишней», места нет ни для чего. И она, наверное, тоже лишний ребенок. От этой мысли она снова всхлипнула. Так и есть. Никому в семье она не нужна. Она бросилась на пол рядом с Помпеем, лежащим в картонке для одежды на пледе, который она так долго для него вязала. Помпей