Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны. Александр Зарубин
Вначале весело.
– Это ты в последний караул с Рейнеке ходил? На потерянную стражу?
– Ну, да – неуверенно ответил тот
– B что там было?
– Да ничего. Стояли, трепались…
– А подробнее? – Магда напирала, солдат оглядывался, не зная, куда бежать, – чего тебе, Магда?
– Да о чем трепались, интересно знать?
– Да, так, байки травили. За жизнь, за старые дела…
– За итальянца нашего … – в тон ему ласково вставила Магда.
– Ага. – оскалился тот, выпятив вперёд тяжёлую челюсть. – Мюльберг впереди, настроение весёлое, сама понимаешь…
– И за Брезахскую тюрьму небось говорили? —
– Ага…
– Свободен, – рявкнула Магда. Солдат исчез.
Магда проводила его взглядом, сплюнула и сказала сердито:
– Ещё и приврал небось половину. У самих язык без костей, а нас болтушками называют.
– А что с Брезахской тюрьмой? Лоренцо там сидел? – машинально спросила Анна, ничего не понявшая в этом странном диалоге.
– Нет, его туда не пускали. – Магда встряхнула головой, огляделась, и сказала уже спокойнее
– Короче. Ясно, всё, с этими идиотами. Язык без костей, треплются – как мы, прости господи. Тока мы по делу, а они про нас. Наболтали юнкеру всего – и что было и что не было вперемежку, а он уши развесил, дурак. Репутация у нашего Лоренцо весёлая – тут и тюрьма Брезахская и ещё много чего… не удивлюсь, если олухи эти уже пари на французский манер устроили – когда у юнкера рога отрастут. Вот парень и взбеленился.
– И что же делать теперь?
Магда набрала воздуха в грудь и расписала девушке подробно и в красках – куда ей юнкера брать и что там с ним делать. Пока вся дурь из парня не вытечёт. Выдохнула, полюбовалась на Анну, покрасневшую до корней волос и добавила: «успокойся, это не приказ».
– Пока, – добавила она, но тихо, так чтобы не услышали…
2—4
мечты
– Эй, Рейнеке, не спи на ходу.
Высокий, нескладный парень в ответ лишь улыбнулся. Улыбнулся, провёл рукой по чёрному ёжику волос. Хрустнула ветка под сапогом. Вокруг расстилалась равнина – все та же серая, занесённая снегом бескрайняя на вид пустошь. Справа непроходимой колючей стеной тянулся чёрный еловый лес. Слева – бело-серая ровная хмарь, иногда разрываемая пятнами тёмного – с такого расстояние не видно – деревья это, виселицы или трубы разбитых печей. Над головой – та же муть облаков. Не сразу поймёшь, где здесь заканчивается земля, и начинается небо.
– Эй, Рейнеке, – парень обернулся и махнул рукой. Нравилась ему его новое прозвище. Гораздо больше собственного имени. «Барон фон Ринген унд Лессе цу Пейпусзее».. – отец всегда требовал произносить это имя полностью, гордо. «Это славное имя. Мы должны…» – Рейнеке поёжился вспоминая – вот они сидят дома. Отец, как всегда, когда не в отлучке, сидит