В петле. Джон Голсуорси
одной из тех красивых, пышнотелых, темноволосых француженок, каждый поступок и самый тон голоса которых внушает полное доверие к их осведомленности в домашнем хозяйстве, к их кулинарному искусству и заботливому взращиванию текущего счета в банке.
После того как начались эти визиты в ресторан «Бретань», посещения других мест прекратились, без всякого, впрочем, определенного решения со стороны Сомса, ибо он, как и все Форсайты и как большинство его соотечественников, был прирожденным эмпириком. И эта-то перемена в его образе жизни постепенно заставила его ясно осознать, что он стремится изменить свое положение неженатого мужа на положение женатого и молодожена.
Свернув на Мальта-стрит в этот вечер, в начале октября 1899 года, он купил газету, чтобы посмотреть, нет ли в ней каких-нибудь новых сообщений о деле Дрейфуса – вопрос, которым он считал полезным интересоваться для установления более дружеских отношений с мадам Ламот и ее дочерью – католичками и антидрейфусистками.
Просматривая столбцы газеты, Сомс не обнаружил ничего, имеющего отношение к Франции, но заметил общее падение курса на бирже и зловещую передовицу о Трансваале. Он вошел в ресторан с мыслью: «Войны не миновать; надо будет продать консоли». Не то чтобы их было у него так много – доход они давали ничтожный, – но надо посоветовать клиентам: консоли упадут наверняка. Бросив беглый взгляд внутрь через дверь ресторана, он убедился, что дела идут как нельзя лучше, но это открытие, которое обрадовало бы его в апреле, теперь вызвало в нем некоторое беспокойство. Если шаги, которые он собирается предпринять, окончатся его браком с Аннет, было бы весьма желательно, чтобы ее мамаша благополучно отправилась к себе во Францию – путешествие, которому процветание ресторана «Бретань» может стать препятствием. Разумеется, ему придется откупиться, потому что французы только за тем и приезжают в Англию, чтобы наживать деньги, но чем лучше идут дела ресторана, тем дороже ему это обойдется. Но тут томительно-сладостное жжение в горле и усиленное биение сердца – ощущения, которые он всегда испытывал перед дверью в маленькую комнатку, – помешали ему думать о том, во что это ему обойдется.
Входя, он заметил сначала широкую черную юбку, тут же исчезнувшую в глубине ресторана, а затем Аннет, которая, подняв руки, поправляла прическу. Это была поза, в которой она особенно восхищала его – вся такая округлая, гибкая и стройная. И он сказал:
– Я пришел переговорить с вашей матушкой, чтобы снять ту перегородку в зале. Нет, нет, не зовите ее.
– Вы поужинаете с нами, мсье? Через десять минут все будет готово.
Сомс, не выпускавший ее руки из своей, поддался неудержимому порыву, удивившему его самого.
– Вы такая хорошенькая сегодня, – сказал он, – удивительно хорошенькая. Вы знаете, какая вы хорошенькая, Аннет?
Аннет вспыхнула и выдернула руку.
– Вы очень добры, мсье.
– Ничуть я не добр, – сказал Сомс и мрачно опустился на стул.
Аннет сделала легкий протестующий жест рукой, и ее