Фельдмаршал в бубенцах. Книга первая. Нина Ягольницер
не замечая, неустанно пытался доказать Пеппо собственную власть над его судьбой. Редкую неделю тетивщик не был сечен плетью за те или другие прегрешения. Тяжелую руку хозяина знали и остальные рабочие мастерской, но слепой мальчишка, ухмылявшийся в ответ на первый удар, приводил Винченцо в бешенство и бывал порот с особым усердием.
Однако работа не приносила Пеппо достаточных средств. Алессу медленно подтачивал недуг. Она то оживлялась, гуляя с сыном в церковном саду, вышивая и даже посещая мессу, то снова лишалась сил и безучастно лежала в своей тесной келье. Сестры-монахини осторожно сообщили Пеппо, что болезнь крови, терзающая его мать, не имеет излечения. Он же убеждал себя, что не верит, и старался, как мог, продлить ее дни.
Пеппо снова начал воровать, но теперь уже не стыдился своего промысла. Более того, он больше не надеялся на скупое Божье милосердие и предпочитал, чтоб небеса не вмешивались. Теперь он грешил почти с вызовом, будто надеясь отвлечь их гнев на себя и заставить забыть об Алессе.
Друзей в Тревизо Пеппо тоже не нашел. И здесь одни демонстративно не замечали его, другие посмеивались над его увечьем, и все побаивались ярких, нахальных слепых глаз, живших на лице, по мнению обывателей, какой-то своей потаенной жизнью.
Пересуды и шепотки за спиной окончательно ожесточили Пеппо. Насмешливость его стала саркастичной, язык приобрел ядовитую остроту, а привычка тетивщика криво усмехаться одним углом рта, слыша оскорбление, прочно закрепила за ним дурную славу.
И вот теперь репутация эта, одевавшая Пеппо прочной броней самообладания, сослужила ему скверную службу. Он не мог сам засыпать землей тело женщины, вернувшей ему жизнь. Ибо к могиле той, кого хоронил «дурноглазый», не подойдет даже мальчик-служка.
…Пути до мастерской Пеппо не заметил, погруженный в мутную тоску. Он знал, что это лишь первая боль утраты. Завтра ум просеет мелким ситом сегодняшнюю шелуху неверия и ошеломления, оставив на поверхности лишь ничем не прикрытое острозубое отчаяние.
Пеппо толкнул дверь мастерской и тут же был выдернут из раздумий суровым голосом Винченцо:
– Где ты шлялся?
Пеппо повел головой, будто просыпаясь.
– Я закончил работу, мессер. – Безучастность этой фразы Винченцо принял за раскаяние и шагнул ближе.
– Я не отпускал тебя, Джузеппе. И не тебе решать, когда твоя работа окончена, – вкрадчивость голоса хозяина выдавала закипающий гнев, но Пеппо сегодня было не до настроений Винченцо.
– Мне нужно было уйти, а вас не было здесь, чтоб запретить.
Неприкрытое нахальство фразы лишило оружейника остатков выдержки, и он рявкнул:
– И по какой же нужде ты шатаешься по улицам в такое время? Или накопил медяков на шлюху?
Пеппо дернулся, как от пощечины, и медленно поднял голову.
– У меня умерла мать.
Винченцо попятился, встретившись