Батальон прорыва. Сергей Нуртазин
с этими бумагами делать…
Командира батальона долго искать не пришлось, посмотрев документы, старший лейтенант Поливода посетовал:
– Жаль, что не удалось взять немецкого офицера живым. – после минутного раздумья распорядился: – Значит так. Документы надо срочно доставить в штаб отряда. Возьмите своих бойцов, заодно сопроводите на ту сторону реки пленных немцев, освобожденных из гестапо красноармейцев и гражданских.
Скоморохова слова командира батальона обескуражили, он вопросительно посмотрел на волевое скуластое лицо Поливоды:
– А как же занятая позиция?
Старший лейтенант свел густые черные брови.
– Получен приказ к ночи оставить немецкую часть города и вернуться на рубеж государственной границы, так что выполняйте приказ.
Пограничники возвращались в отбитый у врага город. В пылу боя они многого не замечали, но теперь их взору предстали страшные картины того, что принесли первые два дня войны. Они шли мимо разрушенных домов, разграбленных магазинов, поваленных фонарных столбов, поврежденной техники немцев и Красной армии. На улицах в неестественных позах, словно тряпичные куклы, лежали трупы немецких солдат и красноармейцев. Среди них попадались и гражданские. Взгляд наткнулся на тела расстрелянных немцами евреев. Их было около десяти. Среди них Андрей разглядел детей. Мальчик лет двенадцати с кучерявыми волосами лежал у стены, подвернув под себя одну ногу. Потухший взгляд темно-карих глаз был устремлен в небо. Ужас навсегда застыл на его лице, рассеченном засохшей струйкой крови, протянувшейся по щеке от уголка рта к затылку. Рядом, широко раскинув руки, лежала худенькая рыжеволосая девушка. Подол цветастого платья задрался, оголив белые стройные ноги. Скоморохов стиснул зубы, подошел, одернул подол, чтобы прикрыть наготу бездыханного тела. Отдельно лежал лысоватый седобородый старик с пробитой головой. Орудие убийства, окровавленный камень, размером с лошадиную голову, лежал здесь же. Скоморохов отвел взгляд, ему подумалось о старом часовщике еврее Михаэле Шмуклере, о семье Василия Ковальчука, о Варе. Сердце сжалось от беспокойства. Андрей пошел дальше, разглядывая частично разрушенный Перемышль. Еще недавно он был чистым и ухоженным городком, в котором кипела жизнь. Но сейчас многое изменилось. Отпечаток войны лег на его облик, как и на лица людей. Однако, израненный, он и сейчас продолжал жить. Горожане пытались снова наладить в нем быт, убирали трупы, разбирали завалы.
Беспокойство не покидало Скоморохова до штаба, где ему встретился лейтенант НКВД Шилохвостов. Он-то и успокоил:
– На данный момент организована эвакуация раненых, семей военнослужащих, государственных и партийных работников, а также всех, кто желает покинуть город. Думаю, что и о семье лейтенанта Ковальчука тоже позаботились. А ты здесь зачем? Поливода послал?
Скоморохов показал папку.
– Вот. Велел доставить в штаб. Мои ребята её у мертвого немецкого офицера нашли в автомобиле.
Шилохвостов