Царь-девица. Всеволод Соловьев
в снежном поле, за Суздалем, среди ночной тишины, под звездным небом.
Ее сердце стучало шибко. Со всех сторон на нее наступали страхи и ужасы, но она смело шла вперед и только шептала слова молитвы, и только думала о волшебном тереме, где ее ожидает сказочная Царь-девица.
V
Весь день почти без отдыха шла Люба.
Иногда ее обгоняли обозы, тянувшиеся к Москве из вотчин со всяким продовольствием. Она заговаривала с возчиками, расспрашивала, далеко ли до Москвы, и получала в ответ, что еще далеконько. Спрашивала, не знают ли село Медведково, отвечали: «Как не знать, село большущее, знатное. Оно недалече, а все же, коли будет парень пеший идти, до вечера не доберется».
Люба попросила подвезти ее. Возчики согласились.
Еще не успело смеркнуться, как она заметила на горизонте чернеющие строения, церковные главы.
«Это вот и есть Медведково, тут сейчас и поворот к нему, и большая дорога».
Люба поблагодарила возчиков, проворно спрыгнула с воза и бегом пустилась по направлению к селу. Но бежать было трудно – снег глубокий да рыхлый, вязнут в нем ноги, к тому же и сильная усталость начала сказываться.
– Ну, ничего, ничего, – ободряла себя Люба, – там, авось Бог даст, отдохну у Лукьяна, а то ночью в поле жутко.
Она припустилась еще шибче. Вот уже Медведково как на ладони: село, точно, знатное, большущее, его и за город принять можно.
На розовом горизонте меркнувшего неба, в значительном расстоянии друг от друга, рисуются две церкви. Избы, расположенные правильными рядами, образуют улицы.
Еще пройти один косогор – и Люба в Медведкове.
Но что это? Что за звуки? Гул, как от многих сотен человеческих голосов. Чем ближе, тем слышнее; что тут такое? Не беда ли какая? Не пожар ли?
Через несколько минут при входе в селение Люба очутилась среди густой толпы народа: тут были и мужики, и бабы, и даже дети. Крик, гвалт, ничего разобрать невозможно.
Люба спросила у первого попавшегося мужика про Лукьяна. Тот взглянул на нее, ничего не ответил и заорал свое, размахивая руками и, очевидно, не обращая внимания на то, слушает ли кто, что он орет.
Спросила она у другого. «Какой там еще Лукьян? Чего лезешь? Откедова?» – ответили ей.
Она замолчала. Расспрашивать теперь, не оглядевшись и не узнав, в чем дело, ей показалось опасным.
Но как тут узнаешь, о чем орут и что у них такое?!
– Антихрист, антихрист, вестимо, антихрист народился, – раздавалось в толпе. – Уж видели – в Москве засел!.. Никон-то, вишь, предтеча его…
– Вестимо, вестимо! Эх, окаянные! Не оставим святыню в руках слуг антихристовых.
– В церковь, братцы, на попов!
Толпа хлынула к церкви. Люба – за народом. Что такое? – Она ничего не понимала. Слыхала она про Никона патриарха, слыхала, что в чести был великой он, а потом в чем-то провинился и словно бы в заточении где-то, знала и про антихриста, врага рода человеческого, слыхала, что он должен народиться, но что он уж и народился – об этом в перхуловском доме еще не говорилось.
Что-то