Птица и меч. Эми Хармон
две, три, четыре – целых семь! У Буджуни было роскошное имя.
Я поочередно сосредоточилась на каждой из букв, вызывая в памяти их звучание, хоть и не была уверена, что делаю это правильно. Едва я закончила, слово затрепетало у меня под сомкнутыми веками, точно птица, которая хочет вырваться на свободу.
– Что? – спросил Буджуни.
Я распахнула глаза, и слово лопнуло, как мыльный пузырь. Буджуни посмотрел на меня со странным выражением и оглянулся на дверь комнаты. Затем выждал пару секунд, прислушиваясь, и поклонился королю.
– Кажется, меня зовут, ваше величество. – Он обернулся ко мне. – Я вернусь, Птичка. Обещаю. Буду просить о встрече каждый день. – И он почти свирепо взглянул на короля, словно ожидал возражений.
– Можешь вернуться, – подтвердил Тирас спокойно. – Но при ваших встречах будет присутствовать кто-то из стражи. Мы же не хотим, чтобы наш маленький жаворонок улетел?
Меня окатило яростью. Буджуни коротко поклонился, соглашаясь на условия короля, и поспешил прочь. Я в отчаянии наблюдала, как он скрывается в коридоре. Не успели мы встретиться – и вот нас опять разлучили!
– Ну, чему ты хочешь научиться сегодня? – мягко поинтересовался Тирас.
Я проглотила слезы, надеясь, что они погасят полыхающий в груди гнев. Затем подняла глаза и коснулась губ. Тирас нахмурился, темные брови молниями сошлись к переносице. Воздух между нами вспыхнул от смущения – и чего-то еще, чему я не могла подобрать названия. Я коснулась губ настойчивее и указала на буквы. Лоб короля разгладился.
– Ты хочешь знать, как они произносятся?
Я кивнула и, будто прислушиваясь, поднесла к уху сложенную чашечкой ладонь.
– Звук? Тебе интересно, какие звуки они могут издавать?
Я медленно выдохнула и кивнула. Недавнее отчаяние отступило.
Тирас потратил добрый час, называя каждую букву и перечисляя звуки, которые они могли издавать сами по себе и в сочетании с другими буквами. Он гудел, жужжал, прицокивал, а я напряженно следила за движениями его рта. Конечно, я могла повторять все эти звуки лишь мысленно, но все равно округляла и вытягивала губы вслед за ним, прежде чем нанести значок на бумагу. Король был на удивление терпелив, особенно учитывая его вспыльчивый характер, – и я задумалась, как бы он отреагировал, если бы я могла задать все вопросы, которые теснились у меня в голове. Но я не могла, поэтому он продолжал рассказывать про буквы и их звучание. Порой я хмурилась или требовательно стучала по листу, и тогда он повторял медленнее. Когда Тирас начал вышагивать по комнате, будто запертый в клетке лев, я притянула его обратно к столу и жестами попросила написать названия всех предметов в комнате. Тот отверг бумагу, взял уголь и краски и начал писать прямо на вещах.
– Потом это просто отмоют или закрасят, – объяснил король с беспечностью человека, который сам никогда ничего не отмывал.
Я беззвучно рассмеялась, глядя, как он заполняет мою комнату словами. Расписав мебель и стены, Тирас с увлеченностью ребенка принялся рисовать предметы за пределами