Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила (сборник). Мэри Стюарт
свидетельствовали о бесконечном мучительном терпении, усталости от забот.
– Что ж, деревня маленькая, бедная. Но брат говорит, что вы об этом знаете и что многие будут приезжать сюда только ради покоя.
– Ваш брат?
– Он хозяин. – Она произнесла это не без гордости. – Стратос Алексиакис – мой брат. Он много лет жил в Англии, в Лондоне, но вот в прошлом году в ноябре приехал домой и купил гостиницу.
– Да, я слышала от Тони. Это замечательно, и, я думаю, дела у него пойдут хорошо.
Я надеялась, что эти избитые слова скрыли мое удивление. Так это, оказывается, София. У нее был вид бедной крестьянки из нищей страны, но, подумала я, раз она помогает своему брату в гостинице, несомненно, она надевает для черной работы самую старую одежду. И тут мне пришло в голову: не хотелось бы, чтобы вместо Тони на кухне хозяйничала она.
– Вы живете в гостинице? – спросила я.
– О нет, – поспешно ответила она. – У меня есть свой дом, немного вниз по дороге, на другой стороне улицы. Первый.
– Такой с фиговым деревом? Я его видела. И печка на улице. – Я улыбнулась. – Ваш сад такой прелестный. Вы, наверное, им очень гордитесь. У вас муж рыбак, да?
– Нет. Он… у нас есть немного земли выше по реке. У нас виноград, лимоны и помидоры. Это тяжелая работа.
Я вспомнила безукоризненно чистенький домик, выстроившиеся рядами возле фигового дерева цветы и подумала о гостиничных полах, которые она скоблила. Потом о земле, которую, несомненно, обрабатывала она. Неудивительно, что она двигалась так, будто у нее болело все тело.
– У вас много детей?
На лицо ее словно опустилась завеса.
– Нет. Увы, нет. Не наградил Господь. – Движение к груди, где крошечное серебряное украшение – скорее всего, греческий крестик – свободно болталось на цепочке, когда она мыла пол. Нащупав его, она быстро зажала его в руке – странное защитное движение, в нем было что-то, выдававшее страх, – сунула крестик обратно через верх передника и принялась собирать вещи.
– Надо идти. Скоро муж будет дома, а надо еще приготовить еду.
Моя трапеза была великолепна: барашек, которого критяне называют амнос, – много классических терминов еще живут в диалекте, – зеленая фасоль и картошка.
– Sautées[20], дорогая, на оливковом масле, – сказал Тони, который меня обслуживал. – Сливочное здесь не часто бывает, но я всегда готовлю на оливковом. Нравится?
– Превосходно. И я люблю оливковое. А свежее коровье масло здесь просто ужасно. Вы оказались правы насчет вина, «Царь Минос», сухое. Надо это запомнить. Оно суховато для греческого вина, не так ли? И название замечательное, критское!
– Розлив афинский, дорогая моя, видите?
– Ой, не надо было мне это показывать! – Я подняла взгляд. – Я встретила сестру господина Алексиакиса.
– Софию? Да, да. Она помогает по дому, – как-то рассеянно сказал он. – Теперь фрукты напоследок, или fromage[21], или то, что мой дорогой друг Стратос называет «компост»?
– Это
Соте (
Сыр (