Не спасай обречённого!. Александр Николаевич Лекомцев
стал писать стихи.
Мы поженились летом,
Расстались, но и пусть.
Теперь я стал поэтом,
И даже издаюсь.
Жили мы с тобой под мухой,
Месяц сладким был у нас.
Угощались медовухой
Днём и ночью, каждый час.
Нас шатало и мотало,
Белый свет казался мал.
Ты меня не узнавала,
Я тебя не узнавал.
Явственно слышится звук вращающегося ключа в дверном замке. Шумно открывается дверь. В гостиную входит (на сей раз в строгом платье-костюме) Раиса Федотовна (говорит с недовольством):
– А ты всё поёшь, Роман Павлович?
Роман Павлович (откладывает гитару в сторону): – А что мне плясать прикажешь? (философски, но спокойно): – Малые детки – малые бедки, а большие оглоеды – большие и беды.
Раиса Фёдотовна (с сарказмом): – Стихотворец ты мой! Наверняка за эти фрагменты из фольклора, народного творчества ты потребуешь водки!
Роман Павлович: – Не помешало бы…после такого.
Раиса Фёдотовна: – Народ сочинил эту прибаутку – пусть он и пьёт! И так уже основная часть населения спилась, к чертям собачьим! А чего не пить? Сусанины-Кошельковские своё пиво на телеэкране рекламируют, причём, внагляк. Этот спиртовой раствор ещё и пивом называют. Надо же! Такой противотанковой гадости они ещё и название придумали! Оборзели! А ты губу не раскатывай. Пить не будешь!
Роман Павлович: – У меня, Рая, чуть сердце не разорвалось… от случившегося.
Раиса Фёдотовна: – А я уже, считай, мёртвая. Всё я делаю, только я одна! А ты, Роман Павлович, за моей спиной, как дитя малое. Всего боишься. Даже в морг на опознание трупа нашего мальчика я вперёд пошла. А ты… бросил меня там! Идиот! Срочно домой поехал. Почему меня не подождал… в трудную минуту?
Роман Павлович (растеряно): – Да потому что!.. Надоело слушать твои нотации и оскорбления. Вот и всё! (возмущённо). Чего ты всё горлопанишь? Я же тебе сказал: держаться надо. Тому же Павлику Морозову гораздо тяжелей было, чем нам с тобой.
Раиса Фёдотовна: – Причём здесь Павлик Морозов, когда нас вежливо по телефону из полиции попросили приехать на опознание трупа…(подражает голосу сотрудницы милиции) «вашего мальчика».
Роман Павлович: – Так мы же, почти сразу, и поехали. Всё…по плану.
Раиса Фёдотовна: – Мы что… с тобой это планировали?
Роман Павлович: – Но ведь труп-то оказался не Федькин, язви тебя, в душу мать! Зачем мне там было торчать?
Раиса Фёдотовна: – Зато я теперь – труп, и уже таковым навсегда и останусь… даже в следующей жизни.
Роман Павлович: – Чем ты не довольна? Мы приехали и посмотрели… Ни он. Что в этом плохого?
Раиса Фёдотовна: – Этот бомж… хоть в морге лежит. А наш мальчик (плачет) где-то в лесу под сосной… распластался и… не дышит. Как бездомная собака, там валяется!
Роман Павлович: – Да! Валяется… только не под сосной, а, где-нибудь, на хате, у своих друганов, и пьяный в задницу! Я-то своего сынка знаю. Слава богу, если это не так, как я говорю.
Раиса Фёдотовна: – Пусть уж лучше будет так: пьяный, обкуренный, грязный, но… живой.
Роман Павлович (берёт её за руки): – Успокойся! Прошу тебя. Может быть, не так всё и плохо. Он не такой уж и глупый, чтобы верить какому-то