Легенда о Пиросмани. Валериан Маркаров
неузнаваемости, похорошевшей, с короткими милыми локонами красивых волос, закрывавших виски, в современном европейском наряде, он дивился тому, что была она теперь совершенно не похожей на ту девочку, с которой он провел беззаботное детство. Она стала красивой и элегантной, а её манеры, внешность, лицо и выражение глаз говорили о том, что перед ним – истинная аристократка!
Сердце его внезапно дрогнуло. Он вспомнил о том, как ещё тогда испытывал к ней особую симпатию за её мягкость и кротость, добродушие и приветливость. И вот – она здесь, сидит перед ним, заботливо гладя послушного сына по голове, тихо, но так интересно, рассказывает о жизни людей в Баку. О своей жизни. О сыне.
В голосе ее было столько достоинства, столько теплоты, что Нико казалось, будто с ним говорит его мать. Слова её лились как полноводные реки, размеренно и мудро, неся в себе удивительно притягательную силу.
Нико был повергнут в смятение странным, внезапно нахлынувшим чувством. Он не смог бы объяснить и самому себе, что оно значило, никогда ранее он такого не испытывал. Хотя нет… однажды что-то подобное с ним случилось. Было это в далёком детстве, ещё в Мирзаани, когда он, гуляя по селу, случайно встретил маленькую девочку с воздушным шаром. Как же её звали? Кажется, Иамзэ… И вот это произошло вновь – трепет души, состояние восторженной влюблённости, выход в мир, к солнцу, и радостное предвкушение чего-то нового и прекрасного…
А Элизабед заметила, что милый, робкий мальчик с наивными глазами превратился в молодого мужчину, стройного и румяного. Научился читать и писать, хотя и делает это с ошибками, и более или менее правильно излагать свои мысли. Это были единственные изменения, которые пришли к нему со временем. В остальном же – Никала остался ровным счётом таким, каким она его помнит. Добрым, простосердечным, застенчивым и совершенно несамостоятельным РЕБЁНКОМ. Мудрая женщина видела в этом юноше беспомощность, его неготовность для борьбы за существование. В то же время она замечала, что он всё ещё сияет нетронутостью своей души, наполненной возвышенными устремлениями.
И она, сердечно желая помочь другу детства, стала подыскивать настоящих художников, которые, несомненно, согласились бы за плату заниматься с Никалой живописью. Но этому, как видно, не было суждено сбыться. У Нико неизменно находились отговорки. Хотя, как-то вдруг он сообщил, что хотел бы научиться ремеслу, и Элизабед с превеликой радостью отвела его к своему старому знакомому, хозяину типографии, расположенной на Михайловской улице. Старый еврей, придирчиво рассмотрев Нико поверх своих очков, сообщил, что ремесло типографа хорошо кормит, да и заказов, мол, у них много. А само занятие связано с чтением, картинками, требует ума и усидчивости. Трудиться придётся, порой, день и ночь. Нико поначалу согласился, но проработав у старого еврея лишь короткое время, он вернулся, объяснив, что типографское дело не пришлось ему по душе. Не мог же он признаться, что, на самом деле, он страшно скучал по Элизабед и не смог вынести разлуки!
Одолеваемый влюблённостью