Оттенки жизни. Книга первая. Георгий Константинович Левченко
не понятно никому,
Как могут быть глаза столь зорки
Лишь обращённые во тьму
Внутри гнездящегося чувства
И столь слепы там и тогда,
Когда к особому искусству
Не нужно прилагать труда.
Сказать, как есть, она поймёт,
И если счастья не дано,
То снять с души хотя бы гнёт,
Пусть будет так, как суждено.
Ведь просто оказалось всё,
Как только чувство он своё
Раскрыл, и дал привольно хлынуть,
И горизонт пред ним раздвинул.
Период чувства
Она, она и лишь она
Тебе, счастливому, нужна.
Отбрось все эти размышленья
И удушающие мненья
И погрузись в него с главой,
Пусть верховодится судьбой
Весь чувства мир, вскормлён тобой.
Он всё такой же, но другой,
И не к чему ему покой,
Собой владенье в чтоб ни стало,
Его вдруг чувство всё объяло.
Но стали ли весёлыми глаза?
О нет, в них всё стоит слеза,
Но стали взоры несравненно глубже,
За морем слёз не видно суши,
И тяжкое сомненье не ушло,
Отчаяние место здесь нашло.
В чём перемена? Он из них
Содеял призраков немых.
Несмелость рифм внутри течёт
И восхищенье в душу льёт,
Не ропщет уж давно она,
Но, лишь собой упоена,
Смотря на призраков немых,
Она не тронет пальцем их,
Лишь в стороне от этих теней
Презрев диковинных видений.
И стал он весь своей душой
И, очарован полнотой,
Объят томительнейшим чувством,
И, кажется, с полубезумством
Лишь восхищённый простотой,
Всех ощущений наготой
Вдруг сам узрел их красоту,
Закрыл словам малейший выход
(Уж такова была их прихоть)
И первый раз свою мечту
Он отпускает в высоту.
Веселье в изодранных болью глазах,
Блуждания, жалкие, духа впотьмах,
Веселье во вновь обретённой любви,
Лиющейся кровью, взбешённой, души
В экстазе пустейшем и радостном, где
Насмешка таится над позой такой,
Ведь сам он с собою же наедине
Решил обрести этой тайны земной.
И самодостаточность, как бытие
У чувства такого в душе одного,
Отнюдь не заметивши, что в западне
Сейчас оказался лишь из-за него,
Ему повелела смотреть так на мир,
Как будто сомнений совсем уже нет,
Что эта любовь – тот единый кумир,
Вдыхающий в существование свет.
Но тут, воспаривши в неведому даль,
Он вдруг ощутил, что один здесь. Один.
До дна иссушивши мучений грааль,
Внезапно остался себе же чужим.
От мира оторванный всем естеством,
И не осознав в замешательстве том,
Что вышел на путь сей совсем одинок,
Он выдержать так сам себя и не смог.
Столь