Волчьими тропами. Купава Огинская
кого-то очень напоминали, и не было ничего удивительного в том, что кота я невзлюбила сразу.
Но даже так я оказалась очень сострадательной. Аккуратно закрыв книгу и медленно сев, стараясь не спугнуть, я негромко его предупредила:
– Беги отсюда, кот. Тебе сюда вообще нельзя.
Круглое мурло моргнуло на меня своими гляделками и, утратив всякий интерес, уделило все своё внимание столу, на котором лежал вчерашний бутерброд. Хлеб уже давно зачерствел, но колбаска, щедрым куском лежавшая сверху, была все ещё очень съедобной. И, судя по воодушевленной морде кота, очень аппетитной.
Огромная туша, в которой было килограмм шесть, не меньше, с грохотом спрыгнула на пол и гордо отправилась к столу.
Смотрела я на это дело молча. Слов просто не было.
У меня тут кот. Хороший такой, упитанный и, наверное, даже вкусный. А внизу сидит целая стая хищников. И большая половина из них – волки. То есть, те же собаки, только больше и страшнее.
А у меня кот. И кот этот, не чувствуя угрозы, преспокойно жрет мой бутерброд.
Вот именно тогда, шалея от кошачьей наглости, я впервые осознала всю правоту Ашши, ругавшей меня за то, что я таскала еду в комнату.
Доев колбасу, кот ответственно обнюхал хлеб и с брезгливой миной, невозмутимо глядя прямо на меня, скинул его на пол.
– Ну ты наглый, – с восхищением протянула я, против воли умиляясь объемностью, пушистостью и надменным самодовольством этой туши.
Коты в деревне, конечно, водились, так же, как и собаки, и даже домашний скот. Приученные с рождения к запаху хищного зверя, они равнодушно относились к оборотням, составлявшим почти восемьдесят процентов населения всей деревни. Еще около пяти процентов составляли существа наподобие Ашши, а все остальные являлись обычными людьми.
Если верить Берну, на территории оборотней люди совершенно спокойно соседствовали с нелюдьми, в число которых затесалась даже парочка магов, каким-то чудом сумевших добраться от своих земель до оборотней. Зато во всех других княжествах жили только люди.
Котяра хрипло мяукнул, требовательно глядя на меня. Пораженная до глубины души, я не могла понять только одного – откуда взялась такая наглая отъевшаяся харя. Все коты, которых мне доводилось видеть в этом мире, были быстрыми, внимательными и поджарыми. А этот… этот был толстым, наглым и напрочь лишенным чувства самосохранения.
И он требовал у меня еды.
Я поднялась, благоразумно спрятав книгу под подушку, сделала всего два шага к столу, собираясь поднять хлеб и хотя бы скормить его птицам, но была награждена злобным шипением и застыла на месте.
Убедившись, что я больше не пытаюсь приблизиться, кот снова мякнул.
– Сдам тебя Сверу, – не очень убедительно пригрозила я.
Кот не убоялся и снова потребовал еды, хотя, в его хриплом исполнении, скорее жратвы.
Особого выбора у меня не было: либо сдать его Сверу, либо прокрасться на кухню, как-то миновав помещение, полное оборотней.
Жалость