Мастер-маг. Чарли Хольмберг
от «кладбищенской» затеи через две недели. Впрочем, не исключено, что причиной тому стали сердечные боли и аритмия, на которые начал жаловаться молочник.
Иллюзии были Сложены по периметру ограды, поэтому, как только Сиони миновала ворота, видение исчезло, и дом обрел свой истинный облик: стены из желтого кирпича и массивное крыльцо, которое Сиони и Эмери две недели назад выкрасили в красновато-коричневый цвет. Дорожка, выложенная плоскими камешками, огибала клумбы бумажных нарциссов, а самый настоящий, из плоти и крови, скворец сидел на побеге плюща, протянувшемся перед окном кабинета. Скворец сердито чирикал на мелкую бумажную собачонку – та слишком близко подобралась к птичьему гнезду.
– Фенхель! – позвала Сиони.
Песик поднял голову, обратил к девушке безглазую мордочку, дважды тявкнул сухим голоском и потрусил навстречу Сиони. На земле отпечатались следы от крошечных бумажных лапок.
Раньше Фенхель не оставил бы за собой ни единого следа, но еще в феврале Сиони смастерила для своего питомца пластмассовый скелет. Составить заклинания Полиформовки, удерживающие кости и суставы вместе, оказалось нетрудно, но Фенхелю пришлось тренироваться не один месяц, чтобы освоиться со своим новым строением.
Сиони занималась усовершенствованием Фенхеля втайне. Далеко не все в магии следует выставлять напоказ.
Песик тыкался в ноги Сиони, наступал ей на туфли и бешено вилял хвостом, усиленным пластиковым каркасом. Сиони нагнулась и потрепала Фенхеля по загривку.
– Пойдем, – сказала она, и Фенхель побежал к парадной двери, обогнав Сиони.
Взобравшись на крыльцо, он уткнулся носом в косяк, продолжая отчаянно размахивать хвостом. Дождавшись, когда Сиони откроет дверь, Фенхель влетел в прихожую. Промчался по коридору туда и обратно, нырнул в гостиную и принялся чавкать комочком набивки, вывалившейся из потертой диванной подушки.
Сиони же прямиком направилась в кабинет Эмери, заставленный стеллажами, которые прогибались под тяжестью стопок бумаги самой разнообразной толщины, формата и цвета. Окно заслонял дикий плющ, и потому прямоугольную комнату всегда заливал густо-аквамариновый свет, как будто коттедж находился на дне океана. Напротив двери находился стол Эмери: на нем вперемежку валялись бумажные фигурки, ножницы и недочитанные книги, а еще банки с клеем, проволочный держатель для писем, кувшин с ручками и чернильница. Но Сиони знала, что никакого беспорядка здесь нет. Каждый предмет находился именно там, где ему и положено, как в мозаике-головоломке, и ничто не нарушало общей гармонии.
Конечно, сперва могло показаться, что на столе нет свободного места для работы, но впечатление было ошибочным.
Для Сиони кабинет вообще не выглядел захламленным – как и весь дом, – а напротив, производил впечатление чрезвычайно упорядоченного хаоса.
За двадцать один год (столько лет Сиони прожила на свете) она еще никогда не встречала столь скрупулезного барахольщика,