Эхо. Пэм Муньос Райан
Ансельм. Они что, ходили на одни и те же митинги?
– Фридрих не будет рисковать, – сказал отец.
– Отец, ты упрямишься, это безрассудно! А вот Маргарета меня поддерживает. Она меня понимает и разделяет мои чувства, так же как ее родители.
– Ее родители? – переспросил отец.
Элизабет вздернула подбородок:
– Это они нам посоветовали попробовать сходить на митинг!
Отец нахмурился и как-то весь сгорбился:
– Наши собственные родственники… Вот как, значит, ты проводишь свое время?
– Общественная работа занимает у меня только вечер среды и субботы, – ответила Элизабет. – И благодаря ей меня стали больше уважать и врачи, и медсестры. – Она встала из-за стола. – Отец, мне нравится в Союзе! Мы ходим в походы, устраиваем пикники. Поём! Я постоянно общаюсь с людьми, многим помогаю. Меня ценят за медицинские навыки. Я уже состою в Молодежной медицинской службе. И я твердо решила стать одним из вожаков! Буду подавать пример младшим девочкам.
– Мечты, мечты, – проворчал отец.
Элизабет пропустила его слова мимо ушей.
– Я не смогу часто бывать дома, потому что, будучи потенциальным молодежным лидером, должна все свое время отдавать Союзу немецких девушек. Отец, мне нужно свидетельство о крещении. И ваши с мамой тоже. Или свидетельства о браке. А если каким-нибудь чудом сохранились дедушкины или бабушкины, было бы замечательно! Тогда мне будет гарантировано место в руководстве.
В руководстве? Сестра намерена привлекать других к поддержке Гитлера?
В дверь дома постучали.
– Это, наверное, дядя Гюнтер со своим аккордеоном, – сказала Элизабет. – Может, хоть он за меня порадуется.
И она выбежала из кухни.
Отец встал, бормоча себе под нос:
– Дядя Гюнтер не порадуется. Я пошел спать.
– Штрудель не будешь? – спросил Фридрих. – И, может, немножко музыки?
Отец ответил, выходя за дверь:
– Аппетит пропал.
Скоро в кухню вошел дядя Гюнтер, обнимая Элизабет за плечи:
– Фридрих, наконец-то мы снова все вместе!
Фридрих выдвинул для дяди стул:
– Да, вместе… Только кроме папы. Он просил его извинить. С желудком что-то.
– А, жаль. Ну ничего, мне больше достанется! – сказал дядя Гюнтер, окидывая взглядом стол.
Элизабет подала штрудель и принялась оживленно болтать, будто не замечая отсутствия отца и унылого выражения Фридриха.
Дядя Гюнтер сперва тоже был веселым и добродушно расспрашивал Элизабет о работе. Но, слушая ее рассказы, он становился все молчаливей. В конце концов отложил недоеденное любимое лакомство, сказал, что устал, надел пальто и взял свой аккордеон.
Уже уходя, он посмотрел на Фридриха, и Фридрих не понял, что было в этом взгляде: жалость или страх?
Он боится за Элизабет?
Или за Фридриха с отцом?
8
На следующее утро, когда Фридрих вышел в гостиную, отец сидел, сутулясь, в кресле. Он как будто съежился,