Чертов дом в Останкино. Андрей Добров
что слишком маленькие язвы недостаточны, их нужно делать глубокими и обширными! Федор Никитич представил себе, как наносит ланцетом разрез между ребер сестры, и поморщился. Варварство! Нет, он больше верит в аппарат Шартуля, плод просвещенной французской мысли. Если верить этому толстому старику Крылову, скоро он заработает достаточно денег и сможет купить это чудо.
Федор Никитич еле заметно кивнул и пошел дальше, вдоль облупленных почти черных фасадов, стоявших сплошной стеной по обе стороны узкого проспекта. Свернув в арку, он прошел три глухих двора, подныривая под развешенное всюду застиранное белье, открыл дверь парадного и поднялся на второй этаж по темной лестнице, где чужаки могли передвигаться только на ощупь. Оказавшись перед старой коричневой дверью, Галер достал из жилетного кармана ключ и отпер.
– Лиза, – крикнул он. – Я вернулся.
Он знал, что она не станет тратить сил на ответ. Будет просто лежать и ждать, когда он войдет. Потом вытащит из-под одеяла тонкую руку и протянет. Тогда надо быстро подойти и взять ее руку, пока сестра не уронила ее на одеяло от сильного напряжения.
– У меня есть новости. Хорошие, – продолжал доктор, ставя свою сумку на пол и скидывая галоши.
Из комнаты послышался тихий кашель. Слава Богу, жива! Конечно, кашель был симптомом ее ужасного недуга. Но при этом доктор Галер всегда боялся, что однажды не услышит его.
Федор Никитич раскрыл сумку, достал четвертинку хлеба, купленную по дороге, и кулек с полуфунтом изюма.
– Послушай, что я тебе расскажу, – произнес он, входя в маленькую холодную комнату.
2. Опасный беглец
Тироль. Крепость Эренборг. 1717 г.
За решеткой окна, вдали, виднелись только заснеженные горы. Всклокоченный молодой человек с мрачным длинным лицом стоял, заложив руки за спину, и глядел на вершины. Потом перевел взгляд вниз, на зубцы крепостной стены. Солдат в длинной овчинной шубе шаркал метлой, очищая боевой ход.
– Накинь что-нибудь, Алеша, – послышался женский голос за спиной, – застудишься.
Царевич обернулся и молча посмотрел на кровать, где под двумя толстыми одеялами лежала женщина. Ее голова была закутана теплым платком. Он ничего не ответил и снова обратился к виду гор вдалеке.
– Дует от окна-то, – продолжила женщина. – Хоть бы завесить его, что ли? Сыро тут, в замке. Даже камин не греет.
Царевич едва заметно кивнул. Действительно, в Эренборге было холодно. Еду подавали дрянную, вино кислое, две кухарки, выделенные беглецам генералом Ростом – грубые солдатки, – толком не умели приготовить ничего, кроме простонародного рагу. Решетки на окнах двух его комнат окончательно довершали образ тюрьмы.
Тюрьма! Он знал, что солдатам приказано ни в коем случае не выпускать его за ворота – впрочем, куда идти? Эренборг стоял в Тирольских горах, подальше от селений. Как все перепуталось! Он рвался из России, чтобы жить новой, привольной жизнью, а вместо этого угодил в настоящую тюрьму – причем по собственной