Граф Безбрежный. Две жизни графа Федора Ивановича Толстого-Американца. Алексей Поликовский
в доказательствах: в глазах людей, которые обсуждали его приключения на море и на суше, он был аморален a priori. На самом деле говорить тут следовало бы не о зловредной безнравственности графа, а об его отношении к жизни. Некоторые его конфликты были неизбежны не потому, что он их умышленно искал, а потому, что он, как астероид, не умел отклонять своего жизненного пути от пути других людей. Граф Федор Толстой, всходя по трапу на корабль экспедиции, возглавляемой Крузенштерном, был обречен на конфликт и с Крузенштерном, и с Лисянским. Все трое – выпускники Морского кадетского корпуса, но на этом их сходство заканчивается. Все остальное различие.
Крузенштерн и Лисянский были образцовыми морскими офицерами. Смысл жизни для Крузенштерна состоял в том, чтобы плавать на кораблях и делать это как можно лучше. Достаточно прочитать два тома его дневников, чтобы понять, с каким чувством долга и с какой серьезностью этот человек относился к своим занятиям. В конце концов он добился высшей чести для мореплавателя – его именем назвали пролив. Лисянский Крузенштерну не уступал. Он в числе шестнадцати лучших российских морских офицеров был послан учиться на английский флот, плавал по морям и океанам на британских фрегатах, участвовал в битвах, изучал постановку дела на кораблях Его Величества, и все с одной мыслью: получить в конце концов командование над кораблем и пуститься в самостоятельное плавание. И для Крузенштерна, и для Лисянского жизнь была средством для достижения высокой цели. Оба жили для чего-то. Федор Толстой жил не для чего.
Жизнь для Толстого-Американца была не предназначением, а раздольем, не способом достижения цели, а формой времяпровождения и удовольствия. Цель требует дисциплины, в раздолье же хочешь пой, хочешь пляши все равно. В тесном пространстве плывущего по морю корабля столкнулись эти две жизненные концепции. Прирожденные моряки Крузенштерн и Лисянский, воспитанные в духе твердой морской дисциплины, должны были смотреть на нерадивого выпускника Морского корпуса Федора Толстого с презрением, как на постыдный отброс правильного производства. Федор Толстой должен был смотреть на прирожденных моряков как на ограниченных, убогих служак, порабощенных своим предназначением, закабаленных своей жизненной целью.
Цель суживает, отсутствие цели делает широким. Что выше – жизнь-служба или жизнь-вольность? Нужна ли вообще человеку в жизнь цель, или он может жить, как жил Федор Толстой – буйно и бесцельно? В молодые годы Американец вряд ли задавался этими вопросами. Молодой граф был естественен, как идеальный дикарь, который забавляется и резвится, как хочет и может. Когда славный мореплаватель Крузенштерн, вернувшись в Санкт-Петербург из занявшего два года кругосветного плавания, давал у себя дома бал, Федор Толстой явился на этот бал незваным гостем – хотел посмотреть, какое выражение лица будет в момент встречи у триумфатора.