Мост через Валгаллу. Алексей Владимирович Баев
на Трисемеркина.
Галерейщик по своему истолковал взгляд приятелей и потянулся к сейфу. Достал бутылку портвейна. Вскрытую.
– Не, Кузьмич, мы не будем, – поморщился Никита.
Алексей кивнул, соглашаясь с товарищем.
– На работу завтра, а мы уж пива выпили.
– Ну, тогда и я обожду, – вздохнул галерейщик. – Как вам грамотка?
Добрынич потер переносицу.
– Видать, дельная, если позвал, – сказал он. – Только я не совсем понял, мы тут причем? Уж не имеешь ли ты ввиду, что «Илья во главах богатырь» и тадэ и тэпэ – это мы и есть?
– Как раз это я и имею. Ввиду, – ответил Прохор Кузьмич.
– Постой, но мы… – проговорил Малой и вдруг смолк.
– И я и говорю, что вы, – улыбнулся Трисемеркин.
Он встал из-за стола, обогнул его и подошел к мужикам.
– Больше некому. Вы ж у Ильи Иваныча сподручные?
– Какие мы тебе сподручные? – возмущенно произнес Добрынич. – Мы его приятели. И подчиненные. Коллеги. Какого черта, вообще? Я, между прочим, не Добрыня, а Никита.
– Ой, не придирайся к словам, а? – отмахнулся галерейщик. – Дьяк был малограмотным. Мож, и ошибся ненароком, фамилию с именем перепутал. ЦПШ, брат, это тебе не кульпросветучилище. Буквам научили, а до остального люди своим умом доходили. Разве не так?
– Так-то оно так, – согласился Никита. – Вот только все равно в твоей грамоте натуральная каша. Дьяволы, Архангелы, аскимляны какие-то. Церковная ерунда. Вот ты вроде опытный человек, известный художник, директор музея, а веришь во всякую чушь, пусть и старинную. Тоже мне, в «Мышеловке» туману нагнал… Секретное дело! Тайна! Мы тебе что, голливудские, чтоб мир спасать? Вон, если хочешь, Алешке соли не хватает, пусть он и связывается… А нам с Иванычем это не интересно. Мы ж солидные люди, Прохор Кузьмич! Ишь, богатырей нашел.
Галерейщик пристально посмотрел Никите в глаза, а потом вернулся на свое место. Придвинув кресло к столу, уселся. Сцепил ладони в замок.
– Может, конечно, все и чушь, – задумчиво произнес он, – но отчего-то мне думается… Я ж немолодой человек, ребята… Вот хоть режь, а чувствую, что есть здесь рациональное зерно. Есть!
– Какое зерно, Кузьмич?! – нервно воскликнул Добрынич. Аж подпрыгнул на стуле. – Про Диавола? Как в кино говорят, закусывать надо! Ты где вообще эту грамотку-то откопал?
Трисемеркин усмехнулся.
– Про закусывать – приму к сведенью, – сказал он. – А письмо мне мальчишки притащили. Сказали, что нашли какую-то тяжелую железную вазу на берегу. Возле вашего карьера. Ну, я съездил с ними на место, сам глянул… И никакая оказалась там не ваза, а бронзовая чаша. С крышкой. И с сургучной печатью. Печать-то пацаны вскрыли, свиток мне принесли, а на чашу силенок не хватило… Нет, теперь-то, понятно, она уже здесь. Привезли. Но суть, ребятушки мои родные, в другом.
– В чем же? – заинтересовался Малой.
– Я тут несколько лет назад храмовые архивы разбирал, – говорил Трисемеркин, –