Златник Владимира. Эдуард Евгеньевич Семенов
миновал и теперь пойдет на убыль или уйдет в другую, молчаливую, стадию. По опыту Владимир знал, что, если сейчас не добьется от нее причины взрыва эмоций, Алевтина будет дуться на него без всякого повода еще недели три, если не месяц. Просто из принципа, что он не понял ее тонкой женской натуры. Поэтому он встал, сунул ноги в пушистые тапки, валявшиеся возле кровати и, шаркая ими, подошел сзади к своей жене, обнял ее за плечи.
– Что случилось, дорогая? Можешь сказать?
– Я тебя ненавижу, Найденов.
Алевтина скинула с плеча его ладонь и оттолкнула от себя.
– Пусти. Мешаешь.
На плите в турке закипало кофе, и аромат его стремительно разносился по их маломерной квартире. Владимир вышел с кухни, выключил телевизор и радио и вернулся обратно.
– А если серьезно, можешь объяснить, что происходит? – спросил он, садясь на табурет и сглатывая слюну.
Он видел, как Алевтина стоит у плиты спиной к нему и не хочет поворачиваться лицом. Ее плечи напряглись, а голова опустилась – так, как будто на нее давил потолок. Владимир понял, что она ему ничего не скажет или, как обычно, только чтобы отговориться.
– Я давно заметил, что мое присутствие тебя раздражает, – продолжил Владимир, обняв свое колено. – Но вот никак не могу взять в толк, из– за чего?
– А ты сам не догадываешься?
– Нет.
– Ну и хорошо, – вдруг совершенно невпопад вставила Алевтина и тут же продолжила: – кофе будешь?
– Буду. Спасибо.
Алевтина полезла на полку за его чашкой, потом в сахарницу за сахаром. Сколько ему нужно сахара, она не спрашивала, потому что знала, что ему всегда нужно класть три ложки. В воздухе повисло неуютное молчание, которое разрядилось сразу после того, как она поставила перед Владимиром его чашку.
– Знаешь, – бросила как бы невзначай Алевтина, – вчера на дне рождения у подруги было столько народу. Все такие солидные. Из госструктур и банков.
Владимир взял в руки чашку и замер, ожидая, чем же закончится фраза супруги.
– И что? – протянул он.
– Да нет, ничего.
Она тут же, как ни в чем не бывало, перескочила на другую тему и превратилась в легкую порхающую бабочку – ту Алевтину, которая всегда ему нравилась.
– Дашь мне машину? Мне надо съездить на рынок.
Владимир удивленно поднял брови:
– Бери, конечно, но ты же не любишь сама ездить.
– Не люблю, естественно, – улыбнулась Алевтина, – но вот решила попробовать. Надо же когда– то начинать.
Владимиру ничего не оставалось делать, как согласиться.
– Надо, – выдохнул он из себя и потянулся губами к подставленной мягкой щеке жены.
***
Позже, вышагивая по улицам города и перескакивая через лужи, он не мог избавиться от мысли, что в их утреннем разговоре с женой было много недосказанного. И хотя он, в конце концов, получил то, чего столько времени добивался, удовольствия от этого было мало. Вернее, в душе остался осадок, что это был не секс двух любящих друг друга