Изумрудная скрижаль. Лидия Викторовна Огурцова
успеть, обязательно успеть, вот и автобус, она бежит за автобусом, пытаясь протиснуться в открытую дверь. Ступенька так высоко, а ноги тяжёлые. Нет, не успела. А зачем ехать? Остановка-то рядом, надо немного пройти. Она опускает ребёнка и берёт его за руку, они идут. Они ищут дом, свой дом.
Телефон призывно звякнул – звонила Дашка. Потом ещё кто-то, и этот кто-то поздравлял, желал ей всего-всего, а праздника всё равно не было. Он не позвонил, и Инночка окончательно расстроилась.
2
Благотворительный фонд «Луч надежды» доживал последние дни. Его руководитель Василий Кузякин понимал это лучше кого бы то ни было.
Фонд достался ему от Антона Загорского, известного в 90-х годах писателя и режиссера. Идея создания фонда возникла у Загорского после развала Союза, когда фонды росли, как грибы. «Луч надежды» работал в основном на его руководителя, «гениального и непревзойдённого Антона Станиславовича». Рухнувшая социалистическая система прекратила финансирование творческих союзов. Но многочисленные друзья, всё ещё остававшиеся во властных структурах, щедро делились с фондом «чем Бог послал». Но всё когда-то заканчивается. Коммунистов сменила оппозиция, Загорский к тому времени слёг с язвой желудка, а после операции так и не смог вернуться. Возможно, если бы ему пришла в голову мысль передать фонд более гибкому руководителю, всё сложилось бы иначе.
Беда нового начальника, Василия Кузякина, была в его жадности. С юных лет вечно взъерошенный, пухленький Вася Кузякин боялся остаться с носом. С годами на пышном дереве многочисленных Васиных комплексов распустились цветы параноидальной подозрительности. Кузякин просто не мог не думать о деньгах. В каждом он видел жулика и, став руководителем, мучился, не спал ночами, представляя, как его обворовывают немногочисленные подчинённые.
Часто, проснувшись от дурного сна, он доставал калькулятор и погружался в расчёты. Он считал чужие деньги, воображая, как бы он потратил полученный гонорар, завидовал коллегам, выпустившим новую книгу, и ненавидел поэтов, получивших очередную награду. Он был ужасно скуп. Если он покупал для фонда канцтовары, то они были самыми дешевыми. Если печатал пригласительные билеты, то их стыдно было взять в руки, до того блёклыми и неинтересными они были. На работе он изводил мелочными придирками бухгалтера и секретаршу – основной штат сотрудников фонда. И те не увольнялись только потому, что болезненную даму-бухгалтера устраивала работа рядом с домом, а молоденькая заочница-секретарша работала всего пару часов, и то с конспектом в руках.
Кузякина не любили. Те, кто занимал высокий пост, использовали его в своих интересах. Те, кто наивно надеялся что-то получить от фонда, ему льстили. Кузякина не любили женщины, потому что женщины не любят жадных и потому, что, завидев бутылку «Перцовки», он делал выбор не в их пользу. Нет, он не был пьяницей. Он был унылым, уже немолодым поэтом, обременённым большими амбициями, маленькой зарплатой и мучившей по ночам одышкой.
Он был женат дважды, и оба раза неудачно. Так считала мама. Первый ребёнок