Беглец. Генри Лайон Олди

      – Я ему должен, – сказал Лючано Борготта. Щеки его стали белей мела. – В смысле, Папе. Я и тебе должен, да. Ойкумена маленькая, мы тут все друг другу должны. Давай, рассказывай, что ты там придумал. И имей в виду, я ещё не принял решения.

      Он лгал, и знал, что лжёт, и знал, что трибун это знает.

      Глава третья

      Консультация по позитиву, или Я тоже параноик

      – Вы хотели меня видеть?

      – Да.

      Гюнтер тщательно смоделировал чувственный образ солнца. Детская мордашка, ямочки на щеках. Улыбка. Кучеряшки-протуберанцы – витая проволока. Когда солнышко оформилось, Гюнтер заштриховал его косыми струями дождя – и толкнул вперед, к доктору Йохансону.

      Действие заняло ничтожные доли секунды. Просто сказать вслух «солнце» или ткнуть пальцем вверх, указав на светило, вышло бы гораздо дольше. Впрочем, для того, чтобы указать на солнце, Гюнтеру пришлось бы подняться на восемь этажей вверх, минуя тьму тьмущую охранных постов. Толчок, адресованный доктору, был слабый, осторожный: скорее приглашение, чем настойчивость. В ответ Йохансон дернул уголком рта, намекнув на ответную улыбку, ослабил периметр защиты рассудка и впустил солнышко внутрь.

      – Удо, – представился он так, словно они никогда раньше не виделись. – Зовите меня по имени.

      – Гюнтер.

      – Очень приятно.

      – Рад знакомству, Удо. Я много о вас слышал.

      Это означало: на том, что было, ставим крест, и начинаем всё заново, с чистого листа. Для прямого общения менталов не имело значения, эмпат ты, телепат или синтетик-универсал, которому доступны любые варианты контакта разумов. Чувственный образ воспринимался телепатом так же, как информационный пакет – эмпатом. Мозг каждого трансформировал посылку в удобном для него ключе, выжимая этот, образно говоря, апельсин до последней капли сока. «Когда композитор без труда переводит мелодию из тональности в тональность, например, из фа-минор в си-минор, – объясняли ментально одаренным детям в специнтернате, – он делает примерно то же самое.» Контакт доктора Йохансона и кавалера Сандерсона не был затруднен спецификой их уникальных разумов, а к солнышку с дождевой штриховкой выпускники «Лебедя» привыкли с малых лет. Если требовалось обсудить какой-либо секрет, не предназначенный для посторонних ушей, а присутствие родителей, случайных прохожих или сверстников, не обладающих телепатическим даром, мешало воспользоваться устной речью, менталы слали друг другу «солнце за решеткой». Это значило: говорим о пустяках, о важном думаем. Ребенком, а позже юношей Гюнтер миллион раз пользовался «косым солнышком», но с возрастом необходимость в тайных переговорах исчезла. Наверняка Йохансон прошел аналогичную школу и давно уже не прибегал к особым знакам для посвящённых.

      Что не помешало ему вспомнить и откликнуться.

      – Присаживайтесь. Кофе?

      – Сок, пожалуйста. Яблочный.

      – Два