Фаворитки. Соперницы из Версаля. Салли Кристи
бледности.
– Ну разумеется, дорогая. Бедняжка дофина, говорят, очень напугана; дофин успокаивает ее, уверяя, что это будет не больнее, чем когда вырывают зуб.
– Ох уж эти мужчины! – фыркает Элизабет.
Я вспоминаю рождение Александрин около трех лет назад, эти муки и обжигающую жажду, злость и ярость, которые удивили и меня, и повитуху, – но почему-то боль быстро забывается, радость материнства стирает боль.
Я перелистываю книгу, пытаясь понять, в чем же Памела ошиблась, потом вновь возвращаюсь мыслями к нашему будущему королю Людовику XVI, если они назовут ребенка Людовиком. Наверняка они так и поступят. В будущем, если я доживу, мне доведется увидеть этот день.
Конечно, я не хочу видеть этот день, встревоженно думаю я: это означало бы, что я переживу своего Луи.
Через одиннадцать часов дофина родила девочку. Мадам де Таллар, гувернантка королевских детей, с недовольной миной на лице выносит на руках малышку. Взволнованное ожидание испаряется, как роса жарким утром, и дворец мгновенно пустеет. Колокола бьют всего несколько минут, а фейерверк вообще отменяют. Конечно, перешептываются, что череда дочерей, начало которой, как известно, положила королева Мария – шесть дочерей и один-единственный сын, переживший младенчество, – вновь началась в этом поколении.
Луи заглядывает ненадолго, целует меня и уходит; несмотря на то, что родилась девочка, существует протокол и порядок, которого надлежит придерживаться. Но все церемонии вокруг рождения нежеланной малышки тут же прекращаются, когда дофина, которой только-только исполнилось двадцать и которая по виду была в добром здравии, неожиданно умирает через три дня после рождения ребенка.
Когда умирает королевская особа, этикет предписывает королю со свитой покинуть Версаль. В Шуази Луи находит утешение в моих объятиях и почти два дня и две ночи не отходит от меня ни на шаг. Несмотря на натянутые отношения с сыном – дофин настоящий моралист, который открыто не одобряет стиль жизни отца, – я знаю, как сильно Луи любит своих детей. Он скорбит вместе со своим безутешным сыном, сожалеет об альянсе с испанцами, который призван был обеспечить этот брак.
– Смерть… смерть, – говорит он мне, лежа в моих объятиях. – Все вокруг нас… притаились в темных углах каждой комнаты, готовые накинуться на нас. Бедная, бедная девочка.
– Вы такой добрый, – нежно произношу я и не кривлю душой – мало кто жалеет испанскую принцессу, умершую на чужбине такой молодой. Если бы она родила сына, возможно, все было бы иначе, ну а так ее быстро забудут, она всего лишь ноль, пустое место, строка в исторических книгах.
– Только ты, Помпон, – шепчет он мне, – только ты меня понимаешь. Я чувствую такую близость с тобой – мы одна душа, разделенная между двух тел.
– Одна душа, разделенная между двух тел, – повторяю я, убаюкивая его. Я целую его мокрое от слез лицо, глажу его по голове. Я уже начинаю понимать, что, несмотря на то, что Луи постоянно окружают люди, король крайне одинокий