Рай где-то рядом. Фэнни Флэгг
небольшое это удовольствие – быть правой. Правда, особенно о собственном муже, бывает ой какой горькой. Порой кажется, все бы на свете отдала, только бы ошибаться». Провожая глазами проносившийся мимо хвост поезда, Норма перебирала в памяти недавние события. В эти дни у нее сердце было не на месте, и теперь она старалась припомнить, не посещало ли ее предчувствие ужасного несчастья.
Наконец Норма сообразила: все началось в среду, когда она пришла в салон красоты к десяти тридцати, как обычно, – и с тех пор тревога не покидала ее. Что же послужило толчком? – гадала она. И стала припоминать то утро… Она сидела в кресле, а Тотт Вутен, вылитая японская макака, укладывала ей волосы и, протянув руку к пластмассовому подносу, уронила на пол бигуди.
– Вот чертовщина! – обозлилась Тотт. – С самого утра все роняю. Знаешь, Норма, я вся как на иголках. После одиннадцатого сентября мир будто вверх тормашками перевернулся. Едва у меня жизнь наладилась, подлечила я нервы, вышла на работу, и тут – бац! – просыпаешься утром и узнаешь, что арабы нас ненавидят, а за что? Я за всю жизнь ни одного араба пальцем не тронула, а ты?
– И я… У меня и арабов-то знакомых нет, – подтвердила Норма.
– А потом выясняется, что весь мир против нас.
– Да уж. – Норма со вздохом протянула Тотт шпильку. – В голове не укладывается. Я-то думала, все нас любят.
– И я не пойму, хоть убей. За что нас ненавидеть – мы ведь хорошие? Если где-то в мире что-то случится, мы всегда присылаем деньги и помощь, ведь так?
– По-моему, да.
– Мы самая щедрая нация, разве нет? – вопросила Тотт, закрепляя бигуди.
– Так нам всегда говорили, – согласилась Норма.
– А недавно я прочла, что даже канадцы и те нас терпеть не могут… Канадцы! А мы-то в них души не чаем, рвемся в гости! Вот уж не думала, что канадцы нас ненавидят. А ты?
– И я не думала. Всегда считала Канаду нашим добрым северным соседом.
Тотт затянулась, пристроила сигарету в черную пластмассовую пепельницу.
– Одно дело, когда знакомые тебя не жалуют. Но если ты кого-то знать не знаешь, а они тебя терпеть не могут, хочется сунуть голову в петлю или выпрыгнуть из окна, а тебе?
Норма, подумав, ответила:
– Это, конечно, не повод себя убивать, но приятного мало.
Тотт взяла сетку для волос.
– Незачем всем на свете помогать, все равно благодарности не дождешься.
– Пожалуй, – согласилась Норма.
– Да черт подери… взять тех же французов! Мы их освободили от фашистов, а они про нас гадости говорят! Поверь, Норма, у меня душа болит!
Норма кивнула:
– Вот и помогай после этого людям, верно?
– О чем и я! – сказала Тотт, засовывая Норме за уши вату. – Работаю как вол, плачу налоги, деньги мои расходятся по всему свету, а где спасибо? Раньше я верила в людей, а оказалось, они точь-в-точь как мои дети: дайте то, подайте это… и все мало.
Дочь Тотт, Дарлин, – необъятная толстуха, совсем не то