Крах и восход. Ли Бардуго
мясо. Вместо него подавали солонину, рагу из корнеплодов и странный хлеб, изготовленный из серой муки грубого помола, который на вкус смутно напоминал вишню.
Повара почти привыкли к Жене, ну или, по крайней мере, уже не кривились и не начинали молиться при ее виде. Я обнаружила ее греющейся у очага у дальней стены котельной. Он стал нашим местом встречи, и повара каждый день оставляли там мисочку с овсянкой или супом. Когда я подошла со своим вооруженным эскортом, Женя откинула платок, и моя стража застыла. Девушка закатила единственный глаз и по-кошачьи зашипела. Те отпрянули и ретировались ко входу на кухню.
– Перебор? – поинтересовалась Женя.
– Да нет, в самый раз, – ответила я, поражаясь перемене в ней. Раз она может смеяться над реакцией этих олухов, это очень хороший знак. Мазь Давида исцеляла ее шрамы, а в остальном это была неоценимая заслуга Тамары.
На протяжении многих недель после нашего прибытия в Белый собор Женя отказывалась покидать свою комнату. Она просто лежала в темноте, не желая никуда выходить. Под пристальным вниманием стражей я говорила с ней, упрашивала, пыталась рассмешить. Но ничто не срабатывало. В итоге именно Тамара выманила ее из комнаты, требуя, чтобы Женя хотя бы научилась защищать себя.
– Какая тебе вообще разница? – пробормотала Женя, натягивая на себя одеяло.
– Никакой, – ответила Тамара. – Но если ты не можешь драться, то становишься обузой.
– Мне плевать, если меня ранят.
– А мне нет, – возразила я.
– Алине нужно следить за собственной безопасностью, – отрезала шуханка. – Она не может приглядывать и за тобой.
– Я и не просила.
– Разве не было бы чудесно, если бы мы получали только то, о чем просили? – сказала Тамара. А потом принялась щипать, трясти и попросту донимать Женю, пока та не откинула одеяло и не согласилась на одно занятие по борьбе – приватное, вдали от остальных, и чтобы только святые стражи присутствовали в качестве зрителей.
– Да я ее в лепешку размажу, – тихо пробурчала она мне. Должно быть, мой скептицизм читался на лице, поскольку Женя сдула рыжий завиток с исполосованного шрамами лба и сказала: – Ладно, тогда я дождусь, пока она заснет, а затем сделаю из ее носа пятачок.
Но она сходила на одно занятие, а затем на второе, и, насколько мне было известно, Тамара так и не проснулась ни с пятачком, ни с зашитыми веками.
Женя продолжала прятать лицо за платком и проводить большую часть времени у себя в комнате, но она уже не горбилась и не сторонилась людей в туннелях. Девушка сшила для себя черную шелковую повязку на глаз из подкладки старого пальто, а ее волосы значительно порыжели. Если Женя использовала свою силу, чтобы изменить цвет волос, значит, ее тщеславие частично вернулось, а значит, прогресс налицо.
– Что ж, начнем, – сказала она.
Женя села спиной к комнате, лицом к огню, и слегка надвинула платок на голову, раздвигая его края по бокам, чтобы создать ширму от посторонних глаз. Когда мы впервые это попробовали, уже через секунду на нас бросилась стража.