Последней главы не будет. Полина Елизарова
я не беру в расчет всех тех, кто целенаправленно едет в Москву свою жопу продавать, – это все не из моей пьесы.
Не буду лгать, что так уж и понравилось с первого раза, но это было другое, принципиально иное ощущение себя.
Манящая тайна, химера бессознательного.
Сначала меня обуял дикий ужас от содеянного, он длился день, еще неделю, а потом, как-то незаметно, в мою жизнь пришел и «следующий раз», и я стал воспринимать этот факт для себя если и не «нормально», то вот как-то без излишней драматургии, хотя, конечно, и молчал об этом в тряпочку.
Секс – он и есть секс, и ничего более.
Нет, когда я ухаживал за девушками, все это тоже было не ради стихов под луной.
Цель во всех моих действиях была ровно такой же, как и у любого кобеля в самом расцвете, – затащить их побыстрей в постель!
Да, если честно, не так уж и много было у меня женщин…
Я никогда не был по-настоящему настойчив и напорист с ними, если у меня и просыпался азарт охотника, то только после изрядного количества выпитого алкоголя.
Но вот это новое, темное, унижающее и очищающее одновременно, стирающее все мои прежние представления о сексе, с каждой новой пустой бабой бередило мое нутро все ярче и сильнее.
Просто женщина, чисто физически, не могла мне дать такие обостренные, на грани истерики, эмоции.
После своего второго однополого сексуального опыта я собрался с духом и объявил сам себе, что я гей.
И потом темное стало выигрывать почти каждую битву.
Я не состоял ни в каких сообществах, редко посещал тематические заведения, но это все оттого, что я одиночка по натуре.
Но мысли, как известно, материальны, поэтому партнеры естественным образом находились сами.
Как я уже сказал, сначала это был чисто секс, всегда в сопровождении алкоголя и легких наркотиков.
А потом пришло чувство.
Его и Машу я встретил с разницей в один месяц, но первым был он, тот, кто до сих пор не хотел меня отпускать.
20
Похоже, я несколько недооценивала отношение ко мне Николая Валерьевича…
Мужчины зрелого возраста привлекательны тем, что они не строят никаких иллюзий, не произносят бесконечное: «Любишь?», не клянутся жизнью, что любят сами, и философски понимают, что во взаимосвязи двух людей произойти может всякое.
Хотя, может, зря я так обобщаю, ведь близко, в быту, мужчину зрелого возраста я знаю только одного.
Когда-то был еще один, но то был мой отец…
Если у профессора и были какие-то пожелания насчет нашего совместного житья-бытья, то все они связаны с четкими и простыми вещами: он не любил, когда я где-то задерживалась по вечерам (потому что не хотел ужинать один), не любил, когда я плохо считала деньги (потому что сам всегда планировал каждую мелочь), не любил, когда я вульгарно выражалась, громко смеялась или чрезмерно флиртовала с его такими же немолодыми, пропахшими валокордином друзьями.
Но, с другой стороны, он прекрасно понимал, что, если я задерживаюсь, это еще не