Странная практика. Вивиан Шоу
низко поклонилось, а потом повернулось и умчалось в темноту. Позади пара голубых огоньков собеседника еще мгновение оставалась на месте, дожидаясь, чтобы его посланец исчез из восприятия даже этих необычных чувств, а вскоре после этого в зале снова воцарилась полная и глубокая тьма.
На Крауч-Энд ливень перешел в унылую морось, свойственную ноябрям по всему миру. Лампочка в салоне брошенной машины Греты светилась тускло-янтарным огоньком: немолодой аккумулятор готов был испустить дух.
Дверь со стороны водительского кресла была закрыта, а вот задняя за ним – распахнута, так что под захлестывающим салон дождем вытертая обивка из синей превратилась в черную. В машине воняло остатками слезоточивого аэрозоля, который осел повсюду, а еще застарелым потом и чем-то неприятно острым и едким, металлическим. На заднем сиденье тут и там валялись обрывки чего-то, похожего на мокрые бумажные салфетки. На некоторых все еще видны были выпуклые завитки и петли отпечатков пальцев.
Малолитражка стояла у тротуара Миддл-Лейн, рядом с калиткой, ведущей в Прайори-Парк. В грязи у калитки пара следов обуви и клок коричневых нитей, зацепившихся за чугунную решетку, свидетельствовали о том, что после начала дождя здесь кто-то проходил.
Вокруг никого не оказалось в тот момент, когда темная неясная фигура появилась из-за деревьев, – никто, кроме пары певчих дроздов, не встревожился, когда она поскользнулась на мокрой траве и упала в кусты, а потом с трудом встала, оставляя обрывки грубой шерстяной ткани на ветках. Никто не услышал тяжелого, болезненного дыхания и обрывков фраз, которые она бормотала, пробираясь по парку. Эта фигура, по крайней мере еще сравнительно недавно, принадлежала существу мужского пола.
Блестящие, бугристые розовые шрамы недавних ожогов выделялись на безволосой белой коже, казавшейся пегой и пятнистой, ресницы и брови исчезли, на зубах у линии десен виднелся странный темный налет, рот перекосило из-за рубцевания. Но хуже всего было то, что произошло с его глазами: они были белыми, как белок вареного яйца, комок бледной, бесформенной слоистой ткани. Эти глаза в буквальном смысле спеклись.
А еще они слабо светились голубым. Сейчас это было почти незаметно: руины его лица стали алыми и отечными под действием слезоточивой смеси, глазницы почти заплыли. Местами из царапин, оставленных при бесплодной попытке прекратить жжение, сочилась кровь, однако узенькие голубые щелки между век все-таки виднелись. С момента нападения прошло уже несколько часов, однако боль в обожженных местах проходила медленно.
Сейчас существо знало только, что чудовище-доктор сбежала от него, а это вызвало недовольство Бога с вытекающими из этого физическими муками. Слова только недавно заученных молитв снова возвращались к нему, и он бормотал их, бредя по парку, следуя далекому, но неотступному зову, звучавшему у него в голове. Он знал, в какую сторону надо идти, чтобы добраться до священного света. Как только он отыщет подходящий спуск в туннели, то покинет поверхность и отправится туда.
К