Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг.. К. М. Остапенко
на своем «валисипеде» по окрестностям нашего Лёвена, проверяя трансформаторные будки. Затем определился в университет, на факультет химических наук, где и прослужил до ухода на пенсию заведующим лабораторией у профессора Сметса.
В душе он остался русским до самого конца, что явствует, между прочим, из того факта, что он не пожелал подавать заявку на бельгийское гражданство, и таким образом до конца жизни остался апатридом, человеком без гражданства. Его русскость, связанная с неимоверным человеколюбием и добротою, подтверждается и тем, что в первые послевоенные годы у дяди и тетушки Евлалии Эдуардовны трудилась домработницей некая Дуся, из «остарбайтеров». А после кончины нашего отца дядя (будучи уже вдовцом) всецело посвятил себя нашей осиротевшей семье. Но и раньше наша жизнь, я имею в виду детей, тоже была как-то немыслима без присутствия и участия дяди. Да и для «русского Лёвена» в целом, поскольку он долгое время был старостой лёвенского православного храма во имя святых Георгия и Татьяны.
Несмотря на прескверный музыкальный слух и полнейшее неумение петь, он ужасно любил оперу и неоднократно возил меня в Брюссель, в Театр де ля Монэ, где платил за лучшие места в партере! А ночные походы, особенно в полнолуние, по Арденнским лесам, без карт и без компаса, конечно – это просто наслаждение… Вот таким человеком и остается в моей памяти дядюшка Владимир Остапенко.
После его кончины 23 июня 1971 г. в старческом доме в брюссельском пригороде Везембеек-Оппем его немногочисленный архив попал в руки сестры Надюши (я служил тогда в Бельгийском посольстве в Москве), а после ее кончины достался мне. Многого в нем уже недостает. Между прочими реликвиями потерялись письмо матери (кажется, из Владикавказа в Болгарию) своим сыновьям в эмиграции. Как помню, оно было на французском языке и начиналось словами «Мои дорогие сыновья…». Уже не найти и сведений о фрау Барбаре Собесцианской, дряхлой старушке из Бремена, приезжавшей раз или два в гости в Лёвен, сразу после войны. Все ее звали «бабушкой», но была ли она бабушкой братьев Остапенко или тетей, или кем-то еще – неясно…
Осталась лишь одна открытка, с видом озера Туманлы-Кель, посланная дяде Володе на его адрес в Лёвене (rue de Malines, 161). К сожалению, обратного адреса на ней нет. Даты нет тоже, но из содержания понятно, что получена она была в годы его обучения в Лёвене: «Дорогой мой Водя. Я жду обещанных так давно снимков твоего университета, нового здания и твоей [фото]карточки. Как тебе не стыдно не исполнять твоих обещаний, да еще родной матери. Исправься и наконец исполни мое желание, а кроме того, пиши. Ты меня совсем не балуешь частыми письмами. Держишь ли ты экзамены? Пиши, прошу тебя, а пока целую тебя крепко. Мама».
Моему другу Виталию Койсину удалось привести в порядок дневник и сохранившиеся письма из моего скромного архива, за что приношу ему искреннюю благодарность.
Бруно Баньи
Лемнос, казачий остров[30]
Лемнос? – Редко говорят
Перевод А. А. Коновалова. Оригинальная публикация на фр. языке: Bagni Bruno,