Оскорбленные чувства. Алиса Ганиева
говорят, обнаружилась на новенькой крыше хозяйкиного загородного коттеджа. Марина Семенова – генеральный директор. Молодая кровь, холеные руки. Николай видел ее живьем лишь однажды, на новогодней пьянке. Зато масляный ее портрет висел в приемной для посетителей. Кисть модного художника Эрнеста Погодина. Соболиная шуба, дерзкий прищур. Легкие мазки, глазурь или лессировка. Золотая неподъемная рама. Постоянным клиентам скидки.
Машина пошла толчками, черная дырявая дорога щерилась ямами, колеса шлепали по лужам. Николай выругался. Асфальт лежал прошлогодний, заливали прямо в снегопад, вперемешку с грязью, лишь бы успеть к отчету. И вот, пожалуйста, хлябь и овраги.
Скоро? – захрипел пассажир.
Да вы ж меня сюда и загнали, что урчите теперь. Сейчас вылезем, – кинул Николай через плечо.
Дождь участился и лил густо и жадно, шлепая по кузову нахраписто, как будто мужская ладонь по мясистым женским бокам. Дворники отбивали беспокойный тахикардический ритм. По сторонам уже не видно было деревянных жилых бараков и пошел сплошной бетонный забор. Плита ограды ПО-2. Выпуклые ромбики. Надписей в наступившей темноте не разглядеть, но парочка самых крупных держалась годами, Николай их помнил. Разлапистое объявление «Тамада-баянист» с номером телефона и скособоченное, полустершееся восклицание «Россия для грустных!»
Ну что, сейчас за угол и свернем. Вы там как? – окликнул Николай болтавшегося сзади пассажира, но тот, кажется, начинал клевать носом и только прохрипел что-то неразборчивое.
«Еще не хватало, чтобы его там стошнило», – подумал Николай. Под колесами стало совсем рыхло, автомобиль заревел, взбалтывая лужу в грязную пену.
Буксуем! – закричал Николай, давя на педаль до упора. Еще и еще. Шина зацарапала сломанный край асфальта, тяжелый перед приподнялся, машина задрожала со стоном, но, не выдержав, скатилась назад, в водное месиво. Тяги не хватало совсем капельку. Вот если бы пассажир на секунду вылез из машины…
Николай обернулся. Мужчина полулежал, прильнул к боковой двери и, кажется, совсем вырубился.
Эй, дядя! – позвал его Николай. – Застряли! Вылезай.
Молчание. Никакой реакции.
Йогурт-маракуйя, – процедил Николай раздраженно, задрал ворот плаща и стал аккуратно выбираться наружу, в бурлящее и мокрое нечто.
Нога его сразу провалилась по колено в холодную воду. Николай ругнулся еще сильнее и начал осторожно, стараясь наступать в самые мелкие места, огибать утонувший багажник машины. «Этот гусь там, сзади, совсем в зюзю, он меня не подтолкнет. Ничего, сам не вырулю, кто-нибудь тормознет, поможет», – подумал Николай, ежась от зябкой дрожи. На дороге, правда, стало совсем безлюдно, только прогромыхал, обдавая его издали серой волной, неказистый большегруз.
Добравшись до задней двери, Николай пару раз стукнул костяшками пальцев по стеклу, но попутчик его даже не шевельнулся в ответ. Нос его, прижатый к стеклу, белел бесформенной блямбой.
Давай же, – промычал Николай, дернул