Лицей 2018. Второй выпуск. Игорь Савельев
Чего таращишься? Скажешь сам, может?
– Нечего говорить, – чуть слышно пробормотал парень. Было видно, что он говорит сдавленно не от страха.
– То есть ничего не было, да?
– Да.
Они долго молчали. Кузьма не боялся ничьей злости. Он знал, что ни один гражданский не ведает и половины той ненавидящей силы, что таится в людях. Но ему уже не было смешно.
– А теперь разворачивайся и иди, понял? Ау. Я кому сказал!
Парень врос в землю и не двигался.
– Дайте с ней попрощаюсь, – процедил он наконец.
– Это зачем это?
Максим молчал.
– Любишь, что ль? Ну? Язык проглотил?
– Да, – чуть слышно буркнул парень. – Думаю, что люблю.
Кузьме стало снова смешно.
– Ну, любовь зла. Будешь ждать, – объявил он и мягко похлопал парня по плечу. Тот сорвал его руку. Кузьма ответил молниеносным ударом левой, более слабой руки под дых. У парня был неплохой пресс, но мощь свинцового кулака легко пробила его, и Максим присел на колено, хватая ртом воздух.
– Покашляй, покашляй, – спокойно сказал Кузьма, глядя сверху вниз.
Он отвернулся и так же спокойно, не торопясь, пошел в дом. Решил, что если парень побежит за ним, то придется убить его: один удар ножом в сердце. Однако Максим поднялся, глянул на деда, тот покачал головой, и тогда парень побрел к машине.
Потом Кузьма с Петровичем пили кофе вдвоем в тишине. Полина не вышла, несмотря на уговоры.
– Поплачет и успокоится, – беспечно отмахнулся Кузьма. – Что я, не знаю, что ли? Это сейчас обидно, а через месяц забудет как звали. Понимаешь, дед, я насмотрелся, наслушался, хватит с меня. Я только для этого и приехал. Сделать одну вещь нормально – воспитание. И вообще. Ты вот смотришь, а сам скажи – если бы Гальку стал домогаться такой вот типчик, ты бы чего? Сидел на печке и в носу ковырял, а?.. Чего молчишь? Если бы трахал дочку твою?..
– Угомонись ты! Перестань про это говорить, – разозлился дед. – Я, по-твоему, слепой? Я следил, чтобы все нормально у них было. Да и Полина не такая, спасибо матери ее скажи.
– Ладно, верю. А, то есть мне спасибо не надо?
– А где ты был? – искренне удивился Петрович. – В самые трудные годы свалил. Нет уж, папаша, извини, но пока тут заслуги твоей мало.
– Ничего, подрастет, выдам замуж. Держать не буду. Но я и правда хотел, чтобы как лучше. Веришь мне, Борька?
Он потрепал пса за ухом, и тот радостно гавкнул.
– Уберешь ты его из дома наконец?
– Да, пора бы и сторожить начинать, Борь. Порадовались мы с тобой встрече. И ладно.
Кузьма вышел во двор и определил Борьку в потемневшую от времени конуру.
– Срублю тебе новую, – пообещал он и занялся этим в тот же день, как немного отоспался.
Пару дней у Кузьмы заняло сооружение нового дома для пса. Это уже была не вполне конура: высотой в пол-этажа, просторная, с двумя большими окнами, она смотрелась как маленькая веранда; внутрь он навалил свежей соломы, тщательно заткнул все щели ватой и проконопатил крышу. Потом взялся за крышу основного дома и неделю возился с ней. Попутно соорудил