Магистраль. Евгений Прошкин
человечек один сидит… Надо помочь.
– Что значит «сидит»? – не понял Олег. – Как он туда попал?
– Как мы попадаем, через дверь. Он оператор и тоже имеет право доступа. Этой комнатой многие группы пользуются. Она у нас от самого начала зоны, и еще столько же прослужит. Тихое место, без посторонних.
Василий Вениаминович остановился на светофоре, а когда снова тронулся, «Соловьиную рощу» уже сменил Эдуард Хиль. Шорохов посмотрел на магнитолу – играл не компакт-диск, а кассета.
– Хороший сборник, – заметил он, притоптывая ногой. – Только запись ни к черту. «Электроника-302»?
– Это самое древнее из того, что ты помнишь? – усмехнулся Лопатин. – Не смей попрекать старших, обормот! Лет двадцать субъективных выслужишь, вот тогда и будешь замечания делать… и сигареты по временам таскать.
Шорохов лишь сейчас подумал о том, что в пенсионном возрасте в Службу не попадают, – стало быть, Василий Вениаминович носит ремень с железками добрую половину жизни. И до сих пор на низшей руководящей должности – координатор оперотряда. И выше, видимо, уже не поднимется…
Об иерархии Службы в школе рассказывали мало. «Будет день – будет пища», примерно такая мораль вытекала из ответов инструкторов. Ася, даром что старшина, тоже ничего толкового своим подопечным поведать не могла. «Непосредственное начальство вы будете знать не только в лицо, но даже по имени-отчеству», – шутливо обещали на лекциях. И, как выяснилось, не обманули. А больше им ничего и не обещали – кроме «власти над человечеством», разумеется.
Оговорки инструкторов постепенно сложились в простую модель: самостоятельные отряды замыкаются на Отделы, Управления и в итоге – на какого-то могучего Старикана. Знать о нем полагалось лишь то, что в конце зоны ответственности он объективно существует, иными словами, в две тысячи семидесятом году Старикан еще не помер. О том, кто работает в других зонах, вне подведомственного столетия, не звучало даже намеков. Наиболее вероятно, что Служба расползлась по всей магистрали времени или как минимум следила за ней с момента возникновения человечества, но задаваться подобными вопросами в школе не рекомендовали.
Василий Вениаминович как ветеран и мелкий, но всё же начальник наверняка знал больше, однако Шорохов решил, что если об этом и спросит, то как-нибудь после. Неуместная бодрость уже прошла, за ней явилась апатия и желание устроиться в мягком кресле поудобней. Не надо было в гостинице ничего затевать… Через несколько минут заснул бы…
– Так что за человечек у нас в бункере? – осведомился Олег, с трудом разлепляя глаза. – Что он там делает? Чай пьет?
– Чая у нас нет, а Дрозд вряд ли принес… Его так зовут, Дроздом. Он с вечера до нас добирался. Выполнял операцию в наших краях, столкнулся с каким-то уродом. Тот дал ему по лбу, потом вывез за город и бросил. Идиотизм… Дрозд к бункеру чуть ли не пешком топал. Надо же вернуть человека, согласен?
– Чтобы просто вернуть, достаточно одолжить ему синхронизатор, – со значением проговорил Олег.
– Боюсь, это не лучший вариант. С прибором он отправится