Дрова из облаков. Или невероятное путешествие Хью Бредни. Григорий Лолиш
не имел, что здесь такие порядки. Славная страна. И флаг у вас такой красивый. С листком каннабиса. Вот только с водой вы как-то странно дело поставили. Почему бы не попить, когда того хочется? Разве у вас нет водопровода? Далеко до границы? Где штат Нью-Йорк?
– Это горбунч, – уверенно сказал Волк, – несёт какую-то околесицу. Надо его оглушить.
– Нет, Волк, это не горбунч. Он слишком хорошо говорит по английски.
– Конечно я слишком хорошо говорю по английски! – завопил я, – А с чего бы мне на нём плохо говорить, если это мой родной язык! Сказал вам – я американец! Вызовите полицию! Вы меня незаконно удерживаете. Замотали в какую то сетку, а она воняет дерьмом! Это вообще свинство! Немедленно освободите меня, недоумки, не то я… не то я… позвоню своему дяде. Он у вас тут большая шишка!
Моя речь произвела впечатление.
– Во даёт! – сказал кто-то, – По ходу он больше на мичмака смахивает. И лается как они. Выпустим его, ребята, а то хлопот потом не оберёшься.
Все опять залопотали хором.
Когда висишь вниз головой, стянутый по рукам и ногам, делать остаётся только одно – выводы. Этим я и занялся.
«Итак, когда я сказал правду и при этом был вежлив, – думал я, – мне не поверили. Меня обозвали „сволочью“ и пригрозили дубинкой. Стоило мне соврать, как они включили задний ход».
У меня был знакомый, который никогда не говорил правды. Его звали Доналд. При этом нельзя сказать, чтобы он был дурным парнем. Скорее наоборот. Сам Доналд утверждал, что, когда он изливал душу, люди не верили ему. Стоило же приврать, да при этом взять собеседника на испуг, перед ним открывались все двери. Вот он и взял на вооружение кривду. А что ему оставалось?
Впрочем, он не всегда был таким. В детстве ему, как и всем, внушали, что надо быть честным и никогда не обманывать. Даже это оказалось враньём! Начав вести самостоятельную жизнь, он столкнулся с обратным. Все вокруг него кривили душой и не желали не только говорить, но и выслушивать правду. Друзья врали друзьям, родственники родственникам, родители детям, политики… Боже мой! Как врали политики!
Дон попробовал солгать раз – другой. И нашёл, что врать и выслушивать даже самое очевидное враньё действительно гораздо проще и удобнее. Постепенно он стал говорить правду всё реже и реже, пока наконец не отвык от неё совсем.
Дошло до того, что у него развилась аллергия. Стоило сделать, при нём правдимое замечание, пусть даже самое пустячное, как он покрывался красными пятнами и задыхался. Если правдоруб не унимался, то Доналду становилось по-настоящему худо. У него начинались приступы крапивной лихорадки, отёки, резь в глазах, насморк, кашель, зуд по всему телу. Язык опухал так, что вываливался из рта.
За такую принципиальность Доналда очень уважали и он достиг больших высот в бизнесе. Единственное о чём он жалел, так это о потерянных годах в юности. «Если бы я просёк всё это на пару лет раньше, стал бы по-настоящему большим человеком – мэром, госсекретарём,