Небо нашей любви. Александр Шляпин
ответил лейтенант. – Это типа такой маневр! Пока я Егорович, на кухне мусорные ведра шмонаю, вы тут товарищ капитан, по золотишку да по ассигнациями специализируетесь!
– Брось нести околесицу! Сядь – не мешай работать, – сказал старший.
Лейтенант, откусив яблоко, уселся рядом со Светланой, и демонстративно закинув ногу на ногу, бросил на пол перед ней огрызок, и сказал:
– Че сидишь – овца? Собирай, манатки, на кичу поедем, клопов кормить.
В груди Валерки в тот миг, словно разорвалась граната. Ему так захотелось залепить этому холеному сатрапу ногой прямо в его наглую физиономию, но он еле сдержал свои эмоции, не поддаваясь на провокации. С чувством ненависти, он крепко сжал зубы так, что бугры мышц, зашевелились на его скулах. Закипая от злости, и не говоря, ни слова, Валерка нагнулся и, подняв злосчастный огрызок, с силой сжал его в кулаке.
– Давай, давай щенок! Чистота – это залог здоровья, – сказал лейтенант с непонятной ненавистью к обитателям этого дома, будто в тот миг перед ним были не граждане страны советов, а заклятые враги и предатели.
– Ты Панфилов, особо не зарывайся! Дай даме спокойно собраться! Чай дорога ей сегодня дальняя – в казенный дом. Пусть соберет вещички, как полагается, а то накатает жалобу Фатееву, будут нам потом и премиальные, и кубари на петлицах.
Видя, с каким пренебрежением чекисты обращаются к матери, Валерка с такой силой сжал в руке огрызок, что раздавил его. Остатки мякоти просочилась сквозь пальцы.
– О, о, о, Егорович, глянь на пацана! Сейчас в драку бросится шкет! Прыщ плюгавый…
– Угомонись, Панфилов! Мальца не трогай, ведь она ему мать, – сказал старший. – Пепельница хоть в этом доме есть? – спросил он, обращаясь к Валерке.
Краснов поднялся с дивана и прошел на кухню. Вернувшись, он поставил отцовскую пепельницу сделанную солдатами из латунной гильзы артиллерийского снаряда на стол. На ней искусно была выгравирована дарственная надпись, и барельеф военного летчика в обрамлении лавровых веточек.
– Занятная вещица, – сказал капитан, с любопытством рассматривая днище тяжелой, латунной гильзы. – Батьке, что ли подарили?
– Да отцу! – сухо ответил Валерка, видя, как мать складывает свои вещи в небольшой узелок.
В тот миг его словно осенило. Он вспомнил про отцовский «Браунинг», который был спрятан в подвале дома. Сейчас это была единственная возможность поквитаться с чекистами и даже спасти мать, думал он, сжимая кулаки.
Мысль, словно шило, кольнула его в мозг, а в груди загорелось желание всадить в этих страшных людей всю обойму. Как сын своих родителей, Валерка знал, знал, что ни мать, ни отец, ни в чем небыли виновны и это были чьи—то происки. Для него они были святыми. Он чувствовал, что по чьей— то чужой воле, по чьему— то ложному навету они просто стали заложниками этого времени.
В голове Краснова одна идея сменяла другую, изыскивая всевозможные варианты его дальнейших